Эрмитаже, например, есть полотно Матиаса Стома, художника семнадцатого века, так и называется «Исав и Иаков».
«Не забыть бы, господи, — подумал Демьян, когда гид по музею подвела их к инсталляции древнего нанайского поселения и начала рассказывать. — Может, и правда схожу».
Обрыв, река, шалаши, дым от костров, на жердях тушки пушных зверей, рыба. Демьян достал телефон, включил диктофон: знал, что не запомнит и десятой части всего, что услышит, ещё раз в этот музей вряд ли когда-нибудь попадёт и, скорее всего, никогда не включит запись, но лучше пусть она у него будет, чем нет. В конце концов, если это важно для Авроры, то…
Закончить фразу он не смог.
То, что? Важно и для него? С чего бы? Они едва знакомы.
А если это их первое общее событие? Если они будут рассказывать о нём детям? Где познакомились, как ездили в музей. Если дети спросят, а он не сможет рассказать им также просто и доходчиво, как Аврора Ветхий Завет, кто такие нанайцы и как они жили?
Мысль о детях никогда Демьяна не пугала. Скорее наоборот: он всегда хотел детей. К тому же у него был опыт с Есенькой. Он забирал её с роддома, менял подгузники, укачивал на плече.
— А если бы у тебя были близнецы, кого ты любила бы больше: мальчика-охотника или мальчика, что сидит дома и готовит чечевичную похлёбку? — спросил Демьян.
Простояв целый час в обнимку, слушая гида, дыша запахом оленьей шерсти и выделанных рыбьих шкур, они, наконец, вышли на свежий воздух.
— Демьян, — замотала головой Аврора. — Не спрашивай.
— Почему? — удивился он.
— Потому что это больной вопрос. О детях.
— Ты хотела ребёнка?
— Всегда. И сейчас хочу. Но Романовский был категорически против, а я, наверное, слишком его любила, куда больше, чем свои желания, поэтому смирилась.
Демьян не стал делать ей больнее, хотя слышал их разговор с Романовским о детях.
— А Ревекка, значит, любила домоседа? И к чему же это привело? — вспомнил он, что у истории есть продолжение.
Распогодилось. С Амура тянуло ветерком, с окрестных огородов — дымком. Солнце припекало. Демьян снял пальто. Они неспеша пошли к автобусу.
— К тому времени как дети выросли, Исаак состарился и ослеп, — сказала Аврора. — И однажды решил, что пришло время благословить любимого сына. А любил он, ты помнишь...
— Старшего рыжего Исава, — кивнул Демьян.
— Тут надо понимать, что такое благословение, — обняла она Демьяна за талию, он её — за плечи. — Это когда отец перед лицом бога желает ребёнку благополучия, а бог исполняет пожелания родителя. То есть благословение чудесным образом сбывается, и это очень важно, ведь на что отец благословит, то и случится. И слепой Исаак говорит сыну: иди поймай дичь, приготовь моё любимое блюдо, и я тебя благословлю. Сказано — сделано. Исав берёт лук, колчан со стрелами — и на охоту.
— Но… — предвосхитил Демьян.
— Но их разговор слышит Ревекка. А ей хочется счастья для любимого сына Иакова. Поэтому она его зовёт и подговаривает обмануть отца.
— И тот соглашается обмануть старого слепого родителя? И почему я не удивлён?
— Конечно, соглашается. Правда, тут в его оправдание скажу, что не сразу поддаётся на её уговоры, но всё же поддаётся. Тогда мать отправляет его забить двух козлят. Из мяса готовит еду, а шкурки велит надеть на руки.
— Зачем? — удивился Демьян.
— Исав был не только рыж, но и безмерно волосат. И отец знал эту его особенность.
Демьян, подтянув рукав свитера, посмотрел на свою руку.
— Сильнее? — показал он покрытое тёмными волосами запястье.
— Намного. Раз понадобились шкурки козлят, — усмехнулась Аврора.
— И тот принёс отцу еду, а отец, решив убедиться, что это его любимый сын, стал трогать его волосатые руки?
— Именно так. И как отец ни сомневался: мол и быстро ты вернулся, и голос у тебя не такой, убедила его именно волосатость, то есть шкурки, и одежда брата, в которую обрядила его мать. И отец его благословил.
— То есть заключил контракт с богом.
— Именно так. По сути, само слово «завет» именно это и означает — договор с богом. «Ветхий Завет» — значит, старый контракт, а «Новый Завет» соответственно, новый, заключённый с новыми героями. Но «Новый завет» это совсем другая история.
— Что же отец ему пожелал?
Аврора достала телефон.
— Чтобы не соврать, — пояснила она и, потратив какое-то время на поиски, зачитала с экрана: — Пусть у тебя всегда будут хлеб и вино. Пусть тебе служат народы и племена. Стань господином над братьями, пусть они тебе поклоняются. Проклинающие тебя будут прокляты, а благословляющие — благословлены.
— Но в итоге рыжий вернулся с охоты?
— Конечно. Ничего не подозревая, приготовил пойманную дичь, принёс отцу. Тут отец едва не прозрел, а точнее, у него случился, что называется, когнитивный диссонанс. Он стал разбираться и понял, что его обманули. Исав расстроился, что брат его снова подставил. Но поздно, на одно и то же дважды благословлять нельзя, хотя отец и его всё же благословил. Ему он сказал, — Аррора снова посмотрела на экран. — Ты будешь жить тем, что добудешь мечом, будешь служить брату, но однажды сбросишь это ярмо.
— И что терпила Исав? Опять проглотил?
— В этот раз нет. Он решил, что как только отец умрёт, пойдёт и убьёт брата. Но тут опять вмешалась мать. Она решила хитростью сплавить любимого младшего сына подальше, пока гнев старшего не утихнет, поэтому пришла к мужу и говорит: «Дорогой, у Исава две жены и обе из племени хеттов, я их терпеть не могу, пусть хоть младший найдёт себе жену из нашего рода. Давай отправим его к своим». Иаков уехал в Месопотамию. А что было дальше…
— Уже совсем другая история, — подсказал Демьян.
Глубоко наплевав на приличия, он подтянул её к себе, скользнул губами по щеке, коснулся краешка губ, а потом и не краешка.
К сожалению, гид всех позвала в автобус.
— Ты прямо как Шахерезада, невозможно оторваться, — двусмысленно похвалил Демьян, когда они заняли свои места, и автобус взял путь к берегу с петроглифами.
— Это не я, — улыбнулась Аврора. — Это лекции, что я слушала.
— А
