было.
Он начал с ее ног, проверяя, нет ли видимых повреждений, затем перешел к туловищу, осторожно приподняв ее верхнюю одежду, чтобы показать живот и расцветающие черные синяки, расплывающиеся по нижней части ее грудной клетки.
Гнев поднимается во мне, как мстительный прилив.
Я контролировал его с тех пор, как нашел ее, контролировал потребность в мести и возмездии тем, кто посмел напасть на мой дом, но сейчас, сейчас я не чувствовал ничего, кроме ярости. Пощады не будет.
Девон осторожно осматривает синяки на ее теле.
— Как это случилось, Амелия? — спрашивает он.
Я стиснул зубы, представив, как кто-то из моих врагов бил или пинал ее, когда она была беззащитной. Бил ее так сильно, что оставил на ее теле такие сильные пятна.
— Я, — сухо сглатывает она. — Когда я пряталась, я упала слишком сильно, — Амелия объясняет. — Я ударилась об угол стола. Я не думала, что так сильно.
— Думаю, ты сломала ребро, — говорит он, глядя на меня. — Эти синяки серьезные.
Она беззвучно кивает, смотря на потолок и не обращает внимания на Девона, который продолжает ее осматривать. Он накрывает ее, затем встает и подходит ко мне.
— За ней нужно наблюдать. Шок пройдет, ребра заживут, но психологические последствия… Я не знаю, справится ли она.
— После свадьбы она была в порядке — говорю я больше для себя.
Это уже не первый случай нападения.
— Мы были с ней на свадьбе, — говорит Девон. — В этот раз она была одна. Это ее напугало.
— Ты можешь перестать говорить обо мне так, будто я тебя не слышу, — Амелия поднимается с дивана, усталые глаза встречаются с моими. — Со мной все будет в порядке. Пойду прилягу.
Я останавливаю ее, когда она пытается пройти мимо, мои пальцы проходят по ее щеке, прежде чем я беру ее за руку. Она не напрягается и не прижимается ко мне, но ее глаза встречаются с моими, и за болью в них загорается искра.
— Leonessa mia. La tua forza mi stupisce (прим. пер. — Моя львица. Твоя сила поражает меня).
Ее брови поднимаются в замешательстве
— Габриэль, — зовет Атлас, и я чувствую, как Амелия вздрагивает от звука его голоса, ее взгляд тянется к нему, где он стоит рядом с неподвижным телом у его ног.
Она вскидывает голову и смотрит на него.
Я наблюдаю за ней, но обращаюсь к Девону: —Позаботься о ней.
Он кивает, уводя Амелию. Я жду, пока она благополучно поднимется наверх, и только после этого подхожу к Атласу.
— Что случилось?
Что-то в реакции Амелии заставило меня взвыть сиренами предупреждения. Почему она так отреагировала на голос Атласа? Она смотрела на него так, словно у него были ответы на вопросы, которые она не хотела озвучивать.
— Трое, — говорит Атлас. — Они живы.
Я бросаю взгляд на стонущего у моих ног мужчину, отмечая тугие стяжки вокруг его запястий, кровь неуклонно пульсирует из огнестрельной раны слева от живота.
— Отнеси их вниз, — приказываю я. — Всех троих. Сохрани им жизнь.
Атлас кивает и движется, чтобы отдать приказ, я хватаю его за плечо, хотя не уверен, что сказать. Что-то здесь было не так. Он смотрит на мою руку, держащую его.
— Что такое, брат?
— Fratello (прим. пер. — брат), — повторяю я по-итальянски. — Мы семья, si (прим. пер. — да)?
— Да.
Я отпускаю его.
— Не дай им умереть. Я еще не закончил с ними.
Я оставляю их наедине с ним и поднимаюсь по лестнице в комнату Амелии. Она там, только что вышедшая из душа, а Девон сидит в кресле у окна. Он кивает мне, прежде чем выйти.
Амелия ничего не говорит, забираясь в кровать и сворачиваясь калачиком. Я иду к ней, весомый даже тяжелыми обстоятельствами. Она не сопротивляется мне устроиться рядом с ней, притянуть ее к себе и прижать к груди, защитно обхватив руками.
Она расслабляется.
Я поворачиваю лицо, вдыхаю аромат смеси ее шампуня и просто ее запаха, заставляя себя успокоиться. Она дышала. Ранена, но жива. Я хотел, чтобы оставшиеся внизу мужчины страдали, и если бы я был слишком зол, то разорвал бы их всех на части. Амелия неуверенно обхватила рукой мою талию, прижимаясь ко мне плотнее.
— Я держу тебя, — шепчу я.
Ее ногти впиваются в плоть на моем боку, прижимаясь ко мне.
— Габриэль, — плачет она на вдохе.
— Шшш, — я прижимаю ее ближе. — Я здесь.
Она не останавливается, она поднимает голову и смотрит на меня, сталкиваясь носами, ее вторая рука вцепилась в переднюю часть моей рубашки. В ее глазах блестят непролитые слезы, но, черт возьми, они живые, настоящие.
— Амелия… — пытаюсь я.
Ее губы с животным порывом прижимаются к моим, зубы сталкиваются.
Черт!
Я обхватываю ее руками, приоткрывая губы, и ее язык сразу ныряет в мой рот. Я встречаю ее напор своим, подстраиваясь, когда она садиться на мои бедра, и мой член возбуждается, когда она упирается бедрами в мой пах.
Мои пальцы запутались в волосах на ее затылке, удерживая ее голову, пока она хнычет мне в рот. Я прижимаюсь к ней бедрами, а она сжимает их, находя ритм, который постепенно нарастает. Она так невероятно хорошо чувствуется на мне, ее тело идеально подходит к моему.
Ее дыхание сбивается, когда я прижимаю свой ноющий член к ее центру, вдавливая и поднимая его, желая вогнать себя в нее до самого основания.
Что-то мокрое попадает мне на лицо, затем еще раз, прежде чем я ощущаю вкус соли на языке.
Мне удается отстраниться, тяжело дыша. Амелия снова придвигается ко мне, пытаясь поцеловать, но мне как-то удается сдерживать себя, когда все, чего я хочу, — это взять ее и полакомиться ею.
— Амелия! — она отворачивает лицо. — Амелия.
Я беру ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня, и вижу, как слезы стекают по ее лицу, скользят по опухшим и покрасневшим губам. Я осторожно обхватываю ее руками, помня об ушибленных ребрах.
— Leonessa mia, — я мягко отталкиваю ее, укладывая на спину.
Верхняя половина моего тела следует за ней, пока я не склоняюсь над ней, мой вес удерживается на руках, расположенных по обе стороны ее тел.
— Я хочу этого, но не так, — я смахнул слезу с ее щеки.
Она поднимает глаза и встречается взглядом с моим, еще больше слез скатывается в ее волосы.
— Это была ошибка.
Я нежно целую ее.
— Это не было ошибкой, но ты еще не готова.
— Ты не можешь получить меня, — слабо заявляет она.
Но она уже была моя. Может быть, ее душевное состояние сейчас и
