к маме. Там Лора, Тема. Ужин. Тебе надо поесть и отдохнуть. Да и часы посещения скоро заканчиваются.
— Ладно…
Мы вышли на улицу, прошли к парковке.
— А где Антон и моя тачка?
— Антон отогнал ее к родителям. Охрана тебе больше не нужна, Полина в полиции.
Внутри жаркой волной разлилась мстительная ярость.
— Пришла с повинной, прикинь?
— Ей это не поможет. Я хочу, чтоб этой идиотке дали максимальный срок.
Все сочувствие, которое я испытывала к Полине, было убито и истекло кровью на парковке возле моего дома. Ни черта мы не похожи! Я ненавидела Инессу, но никогда в жизни бы не надумала отнять ее жизнь. Никогда! Такому нет оправдания и точка.
Сейчас воспоминания обо всем, что связано со Славой казались тусклыми, как старые черно-белые фото у мамы в ящике. Любовь, боль, обида… Ощущение, что и они умерли там, на той парковке в момент, когда у Ромы остановилось сердце.
Он выжил, а они — нет.
Дома я под присмотром родных затолкала в себя ужин. Понянчила Тему. Малыш был единственным, кто помогал отвлечься от ежесекундного созерцания телефона.
Таблетка. Четыре часа сна в обнимку с телефоном.
А утром — завтрак и в больницу.
Возле реанимации я столкнулась с Роминой мамой. Осунувшаяся и словно на десятку постаревшая женщина как раз разговаривала с врачом.
— … стабильно тяжелое, но есть положительная динамика. Поезжайте домой, отдохните.
Положительная динамика. Глаза защипало, горло сжалось спазмом.
— Евгения, здравствуйте! Роман стабилен, есть положительная динамика, — сказал при виде меня доктор, — Пока что без посещений, извините.
Я кивнула в ответ.
— Все будет хорошо, — сказал он мне.
— А вы можете… Передать, что я здесь.
— Конечно, — улыбнулся он.
Ушел. А Майя Сергеевна шагнула ко мне. Мысленно я приготовилась выслушать очередную порцию обвинений. Не злилась на нее. В чем она не права?
— Женя, ты прости меня пожалуйста, — сказала женщина.
— Вам не за что извиняться.
— Нет, есть. Я наговорила тебе гадостей… Незаслуженно. Ты должна знать, что я ни в чем тебя не виню. Единственный, кто виноват — эта девка, — она всхлипнула, — Господи, я даже представить не могла, что она на такое способна. Девочка-цветочек…
— Она к счастью уже в полиции. И мы все сделаем, чтоб получила срок, — сказала я.
Майя Сергеевна закивала, вытирая слезы.
Я упросила ее сходить выпить кофе и поесть в находящейся неподалеку закусочной. Мы еще немного поговорили, повспоминали прошлое, школу. Прощаясь с ней, я ощутила, что на душе полегчало.
Так прошли выходные. Я проводила почти целые дни в больнице. Мне составляла компанию Аля, либо Майя Сергеевна, которую только мое присутствие могло заставить уехать домой. Заезжал Виктор — тот самый парень, что был в самый первый вечер. Как оказалось, это университетский друг и коллега Ромы. Это был приятный молодой человек, который легко располагал к себе.
В понедельник Павел Сергеевич объявил, что Рома дышит сам и что в общем, если так пойдет и дальше, то через день-два его переведут в палату. В комплект к хорошей новости была и плохая. Где-то в середине дня возле реанимации нарисовалась невысокая женщина средних лет.
— Кого-то ищете? — спросила я.
Проводя здесь целые дни я успела насмотреться на человеческое горе. И, как могла, пыталась чем-то помочь родственникам тех, кто лежал в реанимации. Найти врача, сходить за водой либо препаратами…. Просто поддержать тем, что выслушаю.
— Да… Мне нужен Павел Сергеевич Трофимов.
— Четвертый этаж, вторая дверь налево от входа. Он вроде должен быть у себя.
Женщина ушла, а через пару минут вернулась.
— Евгения? Меня зовут Татьяна, я… Мама Полины, — сказала она, сев рядом со мной на скамейку.
— Вот как, — внутри поднялась горячая волна злости.
— Я… Не знаю, как начать, — женщина зажмурилась на секунду, — Полина — моя дочка. Ей только двадцать один год. Она… Маленькая. Глупая… И влюбленная. Вы же понимаете, как женщина? Девушка?
Я сделала глубокий вздох. Сердце подскочило к горлу, разгоняя вместе с горячей кровью по венам дикую ярость.
Маленькая. Глупая. Ага, да. Маленькая, глупая, влюбленная убийца.
— Она совершила страшное. Стащила папин пистолет, и… Мы готовы на все. На все, что угодно. Возместим ущерб…. Как скажете… Но, прошу, попросите Романа… Заберите заявление!
— Я не могу сейчас ни о чем просить Романа. Он третий день в реанимации, куда не пускают посетителей, Татьяна. Чудом живой после того, как ваша маленькая, глупая, влюбленная дочка выстрелила в него.
— Евгения! Женя… Женечка, — она схватила меня за руку, — Прошу, молю вас! Не ломайте девочке жизнь! Она… Она места себе не находит. Она сожалеет….
— Что мне от ее сожалений? Дырка в груди у Ромы заживет? — я выдернула руку. — Полина ответит по закону за свою глупость и влюбленность. Это мое последнее слово. Уходите отсюда!
— Я вас очень прошу…. Пожалуйста! Мы отдадим все, что у нас есть…, - рухнула на колени она.
— Что здесь происходит? — выскочила из сестринской молоденькая медсестра.
— У женщины истерика, помогите ей, пожалуйста, — сказала я ей, а сама ушла на балкон.
Прислонилась спиной к стенке, сделала глубокий вдох стараясь успокоиться. Нет, ну надо, а?! Влюбленная, глупая девочка… Женщина так говорит, словно бы эта идиотка Полина машину Роме разбила, а не чуть не убила его. И нет, я не хотела понимать чувства матери, для которой самое важное — это ее ребенок, каким бы он ни был. Знаете ли, после того, как увидишь, как твой любимый человек истекает кровью на асфальте, бывает так, что теряешь эмпатию и милосердие ко всему и всем, что касается того, кто в этом виноват.
Роман
Когда тебе стреляют в грудь, это оказывается, просто капец как больно. Когда понимаешь, что не можешь дышать — капец как страшно. Но не страшнее, чем в момент, когда, заехав во двор Жениного дома, Роман увидел, как Полина наставляет на нее пистолет.
Если бы он задержался по работе еще больше и приехал на секунду позже…
Лежа на больничной койке с дурацкой трубкой в горле то в забытьи, то подыхая от боли, Яшин цеплялся за воспоминания. За воспоминания о Жене. Школьные — потускневшие и поблекшие, и новые. Как смотрит, как улыбается, какие ее губы на вкус… И, особенно, за последнее. Казавшееся бредом воспоминание прикосновений ее рук и голоса, шепчущего, что она его любит и будет рядом. Может глюки от наркоза? Если окажется, что да, то будет еще больнее. Разбивающиеся иллюзии — это капец как больно.
Вокруг него роем вились доктора
