Матвей уже открыл было рот, чтобы объяснить маме с сыночком, что у него есть более важные дела, чем обслуживать их цейтноты. Что, в самом деле, за проблема! Ну, привезет своего Никитку в офис и оттуда отправит домой с водителем. А фильм про римских кошек гувернантка ему запишет. Но, к собственному неимоверному удивлению, вместо этих абсолютно правильных слов Матвей произнес:
– Домой – это куда?
– В Зяблики, – поспешно сказала она. – Это совсем близко, за полчаса доедете!
– Особенно сейчас. По пробкам-то.
Поселок Зяблики в самом деле находился недалеко от города. Но в будний день любой выезд из Москвы являлся проблемой, и уж точно намертво стояло Можайское шоссе с его бесчисленными светофорами.
– Ну не торгуйтесь, – укорила она. – Я вам...
– Вы мне – что?
– Ничего, – пробормотала женщина. Конечно, она хотела сказать, что заплатит, и, конечно, вовремя спохватилась. – Просто мне показалось, вы склонны действовать нестандартно в различных ситуациях. Потому я и попросила. А совсем не потому, о чем вы подумали.
Он подумал, что она попросила его отвезти ее сына из-за своей глубоко въевшейся привычки распоряжаться всеми и вся и из-за такой же глубокой уверенности в своем над всеми превосходстве. Это точно было так, она наверняка и сама это знала. Просто ей вдруг стало стыдно оттого, что она попыталась отнестись так к человеку, который, как смешно сказал ее мальчик, «спас их от верной смерти».
Матвей почувствовал в ней этот живой порыв стыда и не стал на нее обижаться. Да он и вообще редко обижался на кого бы то ни было. Когда ему было лет десять, отец сказал ему: «Обижаться не имеет смысла ни в каком случае. Об этом свидетельствует обычная математическая логика: если человек хотел тебя обидеть, то не доставляй ему этого удовольствия, а если не хотел и это вышло у него случайно, то за что же на него обижаться?» Отец не любил пустых обобщений да и вообще был немногословен. Но если уж говорил что-нибудь вот такое, про жизнь, то всегда с абсолютной точностью.
– Ладно, – вздохнул Матвей. – Никита знает, куда в Зябликах ехать?
– Знает! Это между театральными дачами и парком, он вам покажет!
Она облегченно улыбнулась и распахнула дверцу машины.
– Погодите, давайте уж и вас довезу, раз подрядился, – улыбнулся в ответ Матвей.
– Я тут в двух шагах работаю, на Вспольном. Пешком скорее добегу, чем вы по переулкам будете крутиться!
Проводив взглядом ее высокую фигуру в развевающейся шубе, Матвей обернулся к Никитке.
– Доверчивая у тебя мама. Оставила тебя неизвестно с кем, даже фамилии не спросила.
– Просто она людей насквозь видит, – объяснил Никитка. – Она говорит, кто дешевка, а кто человек, за первые пять минут определяет и ни разу еще не ошиблась.
– Что ж, для бизнеса это неплохо, – одобрил Матвей.
– Ага, – кивнул мальчик. – Она успешная. Только ей в личной жизни не везет. Потому что – какому мужчине нужна сильная женщина?
– Это она тебе сказала?
– Ну да. Только, по-моему, она чего-то недопонимает. Я, например, не хотел бы, чтобы она была слабая. А вот вы, например, разве хотели бы, чтобы у вас жена была такая... ну, размазня, вроде меня?
– Кто тебе сказал, что ты размазня? Тоже мама?
– Не-а... Я сам пришел к такому выводу. На это указывают многие факты. Мне, например, ничего не интересно, что должно быть интересно настоящему мужчине. Если мама меня хорошо не устроит, я в жизни пропаду.
Взрослые и детские слова и интонации перемежались в его речи смешно и трогательно. Он сквозь очки смотрел на Матвея взволнованными детскими глазами с совершенно взрослым выражением.
– У тебя бабушка есть? – спросил Матвей.
– Есть, – кивнул мальчик. – Только она вообще-то не бабушка, а няня. Она меня с пеленок знает.
– В пеленках было одно, а сейчас другое. И не слушай ты все глупости, которые няня тебе внушает. Откуда ей знать, что интересно настоящему мужчине?
– Во всяком случае, не стихи придумывать, – вздохнул Никитка.
– А Пушкин? Он, по-твоему, был не настоящий мужчина?
– Ну, в те времена, наверное, было можно... – с сомнением протянул Никитка. – А сейчас, кто стихи придумывает, не ходи к гадалке – ленивый и работать не умеет. Это мама говорит, – уточнил он. – У нее есть знакомые современные поэты, она знает. Вот вы же не придумываете стихи, правда?
– Я не придумываю, – засмеялся Матвей. – Но хотелось бы. Вот моя мама тоже, между прочим, неглупая женщина, и у нее тоже бизнес. А она говорит, стихи все-таки надо придумывать. Тогда человек будет знать, что ответить, когда спросит себя, зачем он живет. Это она, правда, кого-то цитирует, но не в авторстве дело.
– А как вас зовут? – восхищенно спросил Никитка.
– Извини, – спохватился Матвей. – Зовут меня Матвей Сергеевич Ермолов.
– Как знаменитого генерала?
– Знаменитого генерала звали Алексей Петрович.
– А откуда вы знаете? – спросил Никитка с уважением в голосе.
– В школе историю любил. А сколько тебе лет, можно поинтересоваться?
– Десять. Просто я неспортивный, поэтому выгляжу моложе.
Благополучно проскочив поворот на Новый Арбат и вечную пробку возле Триумфальной арки, машина все-таки встала у выезда на Можайку. Декабрьский день был таким серым, что казалось, он уже сгустился в вечер. Хотя часы на приборной доске показывали только половину третьего.
Телефон зазвонил у Матвея за пазухой; высветился Гоноратин номер.
– Ты дома? – спросила она.
– Нет.
По тому, как безразличен ему был ее голос, Матвей понял, что не ошибся в своих утренних ощущениях.
– Если ты занят, то можешь меня вечером не встречать, – сказала она. – Меня Ринка пригласила, у нее сегодня девичник в честь дня рождения. Ну, помнишь, мы к ней в цирк однажды ходили пьянствовать?
– А! – вспомнил Матвей. – Там еще девчонка смешная была, фокусы показывала. Глаза как свечки.
– Вечно ты какие-то глупости запоминаешь, – засмеялась Гонората. – Бай, мой мушкетерчик, не скучай!
Матвей поморщился – он не любил идиотских прозвищ, которые почему-то выдумывали для него все его женщины.
Как только он отключился от Гонораты, запиликал телефон на шее у Никитки.
– Вас мама спрашивает.
Мальчик протянул Матвею ярко-красный – явно чтобы не потерялся – аппарат.
– Я полная идиотка, – услышал Матвей голос Никиткиной мамы. – От страха последнего ума лишилась.
– Что так?
– А как же вы в Москву вернетесь? Ваша же машина в Трехпрудном осталась!
– Во-первых, я был в Трехпрудном без машины. А во-вторых, мне почему-то кажется, что в Зяблики можно вызвать такси.
– Можно, – согласилась она. – Но денег же вы у Никитки не возьмете. А если сами заплатите за такси, это будет с моей стороны уже полное свинство. Поэтому я предлагаю более пристойный план. Вы обедаете с Никиткой, отдыхаете – ну, смотрите фильм про римских кошек, или что-нибудь более осмысленное, или просто спите, – а часам к десяти заезжаете за мной на Вспольный. Мы с вами ужинаем в каком-нибудь тихом местечке, и я отвожу вас куда скажете. Подходит?
