Максим морщится, будто мои слова — это пули. Прикрывает глаза и прикусывает нижнюю губу. Искренне надеюсь, что в данный момент проклинает он себя, а не меня. Пусть вспоминает. Пусть воскресит в памяти тот разговор и попробует поставить себя на мое место!
— Но даже после этого я не сдалась. Видит Бог, надо было послать тебя подальше и уведомить по почте, но тогда, на пляже, я снова решила поднять этот вопрос.
— На пляже? — переспрашивает оторопело.
— Да, на пляже, — с трудом понижаю голос, чтобы не разбудить Малинку.
— И ты снова не захотел меня слушать. Так боялся, что мои слова разрушат твою “сказку”, что просто закрыл мне рот. Буквально!
— Я думал, ты хотела извиниться, — выдает он смущенно.
— Пппрости, что? — ошалело выплевываю.
— Я думал, что ты хотела извиниться. За тот шантаж. И поэтому не стал портить такой прекрасный вечер.
Глава 41
Глава 41
Шок накрывает меня раскаленными волнами. Кожа будто ожогами покрывается и слетает мерзкими обуглившимися хлопьями к моим ногам. Он думал, я должна извиниться? Какой, к черту, шантаж??
Как там Ежи Лец сказал? Я думал, что это дно, но потом снизу постучали.
Вот примерно это Горский сейчас и делает. Стучит. Я бы даже сказала тарабанит.
— Ты в своем уме?
Несмотря на бушующий под кожей огонь, голос выходит гораздо тише, чем звучит в моей голове. Я задыхаюсь. От боли. От возмущения. От банальной нехватки кислорода в легких.
— Подожди, — словно не замечая мое состояние, Максим присаживается на край дивана и устало трет виски. — Мне нужно кое-то обдумать. В свете новой информации, так сказать.
Только сейчас я замечаю насколько изнуренным он выглядит. Когда мы виделись в прошлый раз за ужином в ресторане и потом на пляже, он просто светился изнутри. Морщинки в уголках глаз были от смеха, а не от усталости. Сейчас же выглядит, будто не спал как минимум пару суток. Хотя… судя по тому, что за это время Горский успел совершить два длинных перелета, заключить сделку и провести переговоры, мое впечатление может быть вполне верным.
— Может, вместе подумаем? — скептически предлагаю.
Кто его знает, этого Горского, до чего он там в одиночку додумается. Неужели считает, что я втихаря нащелкала его интимных фото и потом шантажировала? Хотя, честно признаться, стесняться ему нечего… Не думаю, что это бы сильно ударило по его репутации. Это женщин в нашем обществе принято гнобить и поливать грязью за такое, а мужчинам обычно все сходит с рук.
Максим молчит, а я понимаю, что начинаю успокаиваться. Сложно орать на человека, когда он полностью погрузился в себя. Он будто сложную математическую задачу пытается решить. В которой не только интегралы и логарифмы, но и китайские иероглифы намешали.
Насыпаю в две чашки растворимый кофе из пакетиков и ставлю кипятиться чайник. В принципе, можно заказать в номер поздний ужин, но торт сам себя не съест, знаете ли.
— Ну сам подумай, — ставлю перед ним тарелку с огромным куском. — Как бы я могла тебя шантажировать, если я понятия не имела кто ты такой?
— Но Роберта Шеффера ты же искала?
— Чтобы сообщить ему, что он скоро станет папой? — слегка наклоняю голову, — Было дело. Но я сразу поняла, что его просто напросто не существует, — развожу руками. — Нет у Адама Шеффера такого сына.
— Но ты продолжала использовать единственную зацепку. Ту самую ниточку, что связывала меня с Адамом.
— Эм…, — недоуменно мычу. — Ты не мог бы развить мысль? Что именно тебя связывало с Адамом Шеффером кроме фальшивой фамилии?
— Ну же, Птенчик, — произносит он голосом строгого учителя. — Сейчас я понимаю, что ты имела на это полное право. Господи, если бы я знал… Почему нельзя было прямо об этом написать? Если бы вместо угроз ты бы написала, что беременна, я бы…
— Написала где? — взрываюсь я. — На заборе? Горский, уймись! У меня даже номера твоего не было! Уж поверь мне, я бы тебе обязательно позвонила!
— Но у тебя был адрес электронной почты! Той, на которую ваша фирма прислала приглашение на форум.
— Но Адам Шеффер его отклонил, — медленно произношу, воскрешая в памяти события того времени. — А потом сам написал нам, что передумал и пришлет вместо себя своего сына.
— Ну вот, — разводит он руками, будто я только что созналась во всех смертных грехах.
— О каких угрозах речь, Максим? — не унимаюсь я. — Юля говорила, что пробовала писать по тому адресу, но ей ответили что знать не знают никакого Роберта и добавили ее в черный список. После этого она пробовала еще писать со своей личной почты, но и ее сразу же заблокировали.
— А что именно она писала? — уточняет он.
— Господи, семь лет почти прошло, — возмущаюсь. — Думаешь, я помню?
Первое письмо мы вместе формулировали и поэтому я сейчас прикрываю глаза, пытаясь вспомнить хоть какие-то подробности.
— Мы не говорили напрямую о том, зачем ищем Роберта, так как понятия не имели кто прочтёт имейл. Юлька составила официальное письмо, дескать, после форума возникли вопросы к представителю вашей компании, будьте добры, передайте ему, чтобы связался с нами. Ну и крупными буквами мое имя и номер телефона.
— И это все? — с его лица мгновенно пропадает вся краска. — А угрозы разоблачения?
— В первом письме их точно не было, — пожимаю плечами.
— А дальше? — пытливо вглядывается в мое лицо.
— Я не знаю, Максим, не знаю! — Запускаю пальцы в волосы и растираю кожу головы. — Остальные письма отправляла Юля. Но какие угрозы? Возможно, она вышла за рамки делового этикета и черкнула пару нелицеприятных слов. Но сам подумай, чем мы могли угрожать? Тем, что принесем корзину с ребенком под дверь офиса Шеффера? Тем что скажем, что от твоего босса на форуме был самозванец? Так это наша репутация бы пострадала. Иван Борисович запретил нам поднимать эту тему, опасаясь, что если другие бизнесмены прознают про это, то больше на наши форумы никто не придет!
— Окси сказала, что вы грозились пойти к ее шефу и все ему рассказать!
— Окси? — глупо переспрашиваю, моргая. — Твоя Окси?
— Моя, да, — соглашается он и тут же поправляется: — В смысле, не то чтобы моя. Не в том смысле, в общем.
Обычно Горский просто блещет красноречием и сейчас такая путаница в его словах вызывает искреннее удивление. Настолько сильное, что я даже не сразу понимаю смысл его слов. Что значит “моя, но не моя”? Какие еще могут быть значения у этого местоимения?
— Вы не вместе? Просто воспитываете общего ребенка?
— Святика? — он округляет глаза до размеров чайных блюдец и смотрит на меня, как на умалишенную. — Он не общий! Я просто им помогаю. Раз уж она лишилась работы из-за меня… а в тот момент она уже была беременной… В общем, не мог же я их бросить.
В груди неприятно покалывает от его слов. Я вроде как и рада, что он не бросил беременную подругу и даже спустя семь лет продолжает помогать ей, но… что-то в его словах меня настораживает. С трудом пробираюсь сквозь туман жгучей зависти, которая жалит сердце и хватаюсь за ту самую ниточку, что все еще держит меня на поверхности.
— Окси была секретаршей Шеффера? — Уточняю и дождавшись его утвердительного кивка, продолжаю свою мысль: — И ей пришлось уволиться потому что она боялась разоблачения? Что шеф узнает о том, что она пропихнула тебя на форум? И ты с тех пор ее… содержишь?
В памяти моментально всплывает наша единственная встреча и ее реакция на мое имя. Она меня узнала. Ярослава из “Планера”. Та самая, что семь лет назад так отчаянно искала ее друга. А теперь у нее есть дочь — ровесница твоего сына. Правда, в отличие от него, девочка росла не только без отца, но и без заботливой мужской фигуры рядом.
В то время как Горский нес бремя ответственности за судьбу своей подружки, я справлялась сама. Сводила концы с концами. Сходила с ума. Иногда выла от безысходности и усталости. Но его не было рядом… Он в это время растил другого ребенка. И судя по тому, что у него в машине было детское кресло, Максим вряд ли ограничивался простым денежным переводом по расписанию. Нет, Горский принимал активное участие в жизни ребенка Оксаны… Женщины, которая слишком испугалась за свое место секретарши и не соизволила ответить ни на одно из наших писем. Добавила нас в блок. Разорвала единственную нить, что могла связать нас с Максимом.
