– Тогда, наверное, нам войти можно? – с улыбкой переждала ее торопливый монолог Катя.
– Ой, конечно, что это я… Болтаю много, да. Есть за мной такой грешок, вы не обращайте внимания. Входите, входите! Чувствуйте себя как дома! Я вам сейчас все покажу, расскажу, обедом накормлю… Ой, сначала Марьяне Борисовне позвоню, скажу, что вы приехали! Наконец-то…
Квартира сразила Катю наповал. Такое она только в кино видела. Простор, воздух, ненавязчивый комфорт продуманного до мелочей интерьера. Роскошь, которая не лезет в глаза, но предлагает себя услужливо, даже некоторым образом стыдливо – теплыми плитами пола, удобными диванными подушками, переливом оконного витража, причудливо рассекающим дневной свет на множество лазурно-малиновых искр. Катя села на диван, осмотрелась исподлобья, боясь выказать удивление. Ага, еще и лестница имеется, уходит куда-то вверх вольным изгибом. Наташа поймала ее взгляд, пояснила торопливо:
– Там у них второй уровень, там кабинет и спальни… Хозяева недавно квартиру выше этажом выкупили и ремонт сделали. И мне тоже работы прибавилось, это же хозяйство мыть-убирать надо! А с другой стороны – Марьяна Борисовна мне зарплату прибавила… Я, кстати, ей позвонила, сказала, что вы приехали. Она уже в дороге… Минут через сорок будет. Ну, осваивайтесь, а я на кухне с обедом похлопочу!
– Скажите… А Павел? Он все еще на симпозиуме?
– Так сегодня и ждем как раз! Вечером самолет! Марьяна Борисовна хотела сама в аэропорт ехать, а теперь уж не поедет, конечно. Водителя за ним отправит.
– М-м-м, понятно… Водителя, да…
– Ага, своего водителя, Володю. Марьяна Борисовна слишком устает в клинике, не хочет за руль садиться. Ей проще водителю зарплату платить. Она бы и за вами машину послала, если бы вы сообщили, когда приедете. Но вы же не сообщили… А Марьяна Борисовна так занята в своей клинике…
Катя отвернулась к окну, пряча невольную скептическую улыбку. Слишком уж спотыкалась Наташа восторженным придыханием на этом имени – Марьяна Борисовна… Захотелось даже в какой-то момент встать и уйти, пока не поздно. Потом глянула на бледного Никиту, нервно сжавшего пальцы в замок, и выплыло из памяти заплаканное лицо Танюши, бегущей по перрону… Нет, нет. Эти обиженные эмоции – такая зараза! Нет, надо стряхнуть их, расслабиться. В конце концов, она сюда не психовать приехала, а материнский подвиг совершать! Отрывать от себя сына с мясом и кровью ему же во благо! И потому надо держаться с достоинством, соответствовать, так сказать…
Когда в прихожей хлопнула дверь, она была абсолютно спокойна. Ни один мускул нигде не дрогнул. Наоборот, расправила плечи, надела приветливую улыбку на лицо. Да, вот она я, Екатерина Львовна Романова! Мать своего сына Никиты Романова! Радуйтесь, что осчастливила вашу роскошь своим присутствием!
Новая жена Павла оказалась и правда страшненькой, и далеко не молодой. Низкорослая, корявая, черная и длинноносая, как галка. Но… Но! Надо признать, было в ней что-то агрессивно-обаятельное, клубилось вокруг теплой энергией. Веселая природная живость какая-то. Напор. Интеллигентная нагловатость, если можно так выразиться. Высокого качества панибратство. Вошла, поздоровалась и сразу в оборот их взяла, будто они сто лет знакомы и гостят в этом царстве благополучия каждое воскресенье!
– …А вы что, не обедаете, меня ждете? Ой, как хорошо… А я голодна как черт! Наташенька замечательно готовит, совсем разбаловала меня, нигде есть не могу, только дома! Может, она какого-нибудь снадобья в еду подсыпает, не знаю! Травушку-муравушку заманиху. Ну же, Катя, Никита, идемте обедать… А потом отдохнете с дороги. Там, наверху, спальни для вас приготовлены.
За обедом Марьяна ловко разговорила Никиту – на предмет предстоящей сдачи экзаменов в институт. Оказалось, была озадачена проблемой довольно основательно и знала, где какой в этом году конкурс и куда нынче модно «ломиться». Наверное, успела информацию изучить.
– А ты в школе хорошо учился, Никита?
– Вообще-то у него в аттестате всего одна четверка, и то случайная… – хвастливо встряла в их диалог Катя, с гордостью глянув на сына.
– Ой, так это же отлично! Значит, будем выбирать лучшее из лучшего! В общем, подумаем, порешаем…
– Да, конечно. Спасибо вам, Марьяна.
– Да что вы, Катя! Я так рада, что вы… Наверное, потому и суечусь от радости, и болтаю без умолку! И на мальчика сразу напала, гоню во весь опор… Успеем еще все обговорить! Ой, Катя, а вы вина попробуйте! Это мне один грузин подарил! Оно очень вкусное! Произведение искусства, а не вино! Да, еще хочу с вами кое о чем посоветоваться… Что бы мне такое Гришеньке в подарок купить, а? Он чем увлекается?
– Да не надо никаких подарков, что вы, Марьяна. Зачем?
Прозвучало холодновато, конечно. Вроде того – не лезь туда, куда не просят. Но Марьяна и не обиделась, сморщила губы в улыбке, распахнула глаза:
– Ой, простите, Кать… Простите, понесло Остапа от радости. Совсем я заговорила вас, да? Вы устали в дороге, а я трещу и трещу без умолку. Ничего, сейчас отдохнете до вечера… А к ужину Павел должен прибыть. Я ему звонила, он уже регистрацию прошел.
Павла Катя не узнала. Совсем другой человек поднялся ей навстречу с дивана, когда она вечером спустилась по красивой лестнице вниз. И Павел, и не Павел. Будто меньше ростом стал, похудел, обмельчал внешне. Но с другой стороны, прибавилось в нем спокойной вальяжности, выражение глаз стало мягким, глубоким. И седина на висках ему очень шла.
– Ты похудел… – проговорила первое, что пришло в голову.
– Да, наверное. Очень работы много. А ты нисколько не изменилась, только красивее стала.
– Ну уж, скажешь тоже…
– Нет, правда. Ты из породы женщин, которым возраст к лицу.
– Что ж, спасибо… Надо же, ты научился говорить комплименты. А раньше вообще не умел. Знаешь, я…
Она вдруг поняла, что Павел ее не слышит. Смотрит поверх ее головы. Обернулась… По лестнице медленно спускался Никита. Было видно, как он волнуется, как не знает, что делать с руками. Наконец, просунул ладони в карманы джинсов и тут же вытащил их обратно, сжал в кулаки. Павел шагнул вперед, молча притянул его к себе, и обнялись скупо, будто им было страшно неловко обниматься перед ее взглядом. Катя вдруг увидела, как мелко трясутся у сына губы, как Павел прикрыл глаза и болезненно дернул кадыком, продолжая при этом вежливо улыбаться…
Потом так же неловко отпрянули друг от друга, будто получили некий сигнал – потом, все потом… Успеем еще и обняться, и наговориться. А сейчас – нельзя. Надо быть осторожными, а вдруг она передумает…
Павел потом за ужином с ней так и разговаривал – осторожно, взвешивая каждое слово. Под тем же лозунгом – а вдруг она передумает. Не знал, как угодить. Ухаживал, как за важной гостьей. Зато Марьяна опять болтала без умолку, смешивая все в кучу – и вопросы к Павлу про его симпозиум, и Никите про институт, и про погоду в Васильевске. Хотя, надо сказать, эта болтовня обстановку за столом спасала. Умная была женщина Марьяна. Наверняка в обычной жизни она не была такой болтуньей. Просто на этом фоне всем было удобнее.
