«Он обо мне такого высокого мнения… Даже стыдно.» — мелькает у тебя в голове.
— Нет, невозможно! Никто из хашира не пересекался с ним, то есть эти двое… Как он выглядит, что умеет и где он? — кричит Тенген. — ЯРКАЯ демонесса, тебе это тоже касается!
— Синяя, ты сражалась с ним, насколько он силен? — безразлично спрашивает Муичиро.
«Синяя?!» — ошарашенно смотришь на столпа тумана.
— Кибуцуджи, что он делал? — тряся Танджиро за голову, спрашивает Санеми.
— Прекрати трясти его! — кричишь, получив злобный взгляд столпа.
— Отвечай!
— Заткнись, я первый спросил! Для начала расскажите нам о силе Кибуцуджи!
Сразу после этого Убуяшики призывает всех к тишине и словно по ведению волшебной палочки столпы затихают.
— Кибуцуджи послал демонов на Танджиро. Теперь когда он впервые показался, я не хочу упускать его, а также я думаю, что Кибуцуджи не ожидал того, что произошло с Недзуко и (т.и). Вы же понимаете? — утверждает Кагая.
— Нет, Господин, я не понимаю. Будь она человеком, я позволил бы ей жить. Только не после всего того, что охотники прошли в битвах. Не после всего того сколько людей лишились жизни! Это неприемлемо. — сопротивлялся решению Санеми, схватив катану и порезав руку. Запах крови сразу дошел до носа, но закусив губу, ты смогла сдержаться, к тому же кровь Танджиро была явно приятнее.
— Я покажу вам сущность демона. — с этим словами Шинедзугава направился к вам, но столкнувшись с твоим ледяным взглядом, был удивлен, но скрыл это за хищной улыбкой. Против твоей воли он забрал ящик с Недзуко и начал капать на него кровью, приговаривая. — Ну же демон кушать подано. Наслаждайся. — Ты слышала, как Недзуко скребётся в коробке, и то, как порой столб ветра кидает на невозмутимую тебя взгляд, ты же сама поражалась силе воли. — Ну же не нужно сдерживаться, выходи, и я обезглавлю тебя. — «Тут солнце, садист!»
— Недзуко! — кричит Танджиро, но не может сдвинуться.
— Санеми, на свету ничего мне получиться, нужно зайти в тень. Думаю просто из-за своей крови только она исключение. — ведает змеиный столб, кивнув в твою сторону.
— Господин, простите мне мою грубость. — говорит Шинедзугава и срывается с места заходя под крышу, кинув коробку наземь, сразу пробив ее катаной.
— Прекрати! — кричите вместе с Танджиро, но его обезвреживает Обанай, тебя же за руки держит Шинобу и сидящий с другой стороны Гемей.
— Не стоит, (т.и). Не навлекли на себя беду. — улыбаясь говорит Кочо.
— Да, плевать. Если он хотя бы что-то сделает с Недзуко, я уже полностью восстановилась, даже если мне придётся пойти против всех, я защищу ее и Танджиро. — утверждаешь, вызывая удивление на лице Шинобу, но тебя не отпускают, придерживая с двух сторон, пока Шинедзугава измывается над Недзуко. — Прекрати это, немедленно! Клянусь, если ты сделаешь это ещё раз, потом просто от меня не отделаешься! — кричишь ты.
— Правда, вот тогда и докажем, что и ты опасна! — более радостно заявляет Санеми, протыкая короб.
— Я не убью тебя, и даже не съем, я буду мучать тебя, как ты делаешь это с Недзуко! — даёшь ответ, привлекая внимание. — Эй, ты в полосатом хаори, отпусти Танджиро, иначе он задохнётся! — переводишь взгляд на Игуро, который предпочел тебя игнорировать, но тебе помог Гию, когда Танджиро разорвал канат, связывающий руки, он забрал руку Обаная. За этой ситуации Шинобу на удивление так же отпустила тебя, позволив подойти ближе.
Вы оба звали Недзуко по имени, пока ты придерживала Танджиро. Санеми же открыл ящик, выпуская младшую, которая так и не кинулась на него, с трудом, но отворачиваясь от столпа. Вдоволь пошумев, было принято решение о свободе Недзуко и Танджиро, которых решили доставить в дом Бабочки. Тебя же остановил Убуяшики, сказав, что хочет лично поговорить.
Ты сидела в одной из многочисленных комнат дома. Было жутко неловко, учитывая, что Танджиро увели, а во дворе стояли столпы, ожидая собрания. Ты прямо ощущала себя важной персоной, но в тоже время жутко смущалась. Перед тобой был низкий столик, ты же сидела на мягкой синей бархатной подушке, брошенной на татами. Кагая сидел напротив, пока в ваши кружки наливался теплый чай. С одной стороны это было приятно, а с другой жаль, но чай пить ты больше не могла.
— О чем вы хотели со мной поговорить, господин Убуяшики? — мягко спрашиваешь, опустив голову вниз от стыда, хотя прекрасно знаешь, мужчина не видит.
— Не стоит напрягаться. (т.и), я позвал тебя сюда, потому что мне очень любопытно. Конечно, ты вправе сама решать на какие вопросы хочешь ответить, ведь они вызваны моим искренним любопытством. — хозяин особняка улыбается, попивая чай. — Я впервые в жизни встречаю подобного тебе. До этого я только слышал о ёкаях от моих предков и бывших столпов. В частности от самого Урокодаки, он не раз мне рассказывал, что знает Юки-Онна, но я никогда не думал, что я встречу лично.
— Он знал мою мать. Я не совсем ёкай, хотя кровь древних демонов все же преобладает во мне. — спокойно отвечаешь, наблюдая как пар струится из чашки.
— Можешь рассказать мне чуть больше о таких как ты?
— Да… Мама всегда говорила, что все ёкаи гордые, именно поэтому за все тысячелетия их было крайне мало. Ни одна раса не обладает таким инстинктом как люди. В основном все держаться на расстоянии семьями или поодиночке. Именно это позволило Кибуцуджи значительно подрезать ряды ёкаев, когда он приобрел силу. Но один чистокровный ёкаи проживший достаточно, чтобы обучиться, способен одолеть Кибуцуджи, хотя как я поняла, на это тоже есть свои условия. Мы считаемся бессмертным народом, хотя нас возможно убить. В отличие от демонов у нас нет особых слабостей, но в тоже время подойдёт практически любое оружие, хотя все же тела чистых намного крепче моего. Мама могла, без каких либо потерь принять рукой меч, которым замахнулся сильный демон. Это не оставило на ней и царапины, мне же, даже с кровью Кибуцуджи, можно сломать кости и оторвать руку. Наша разница просто огромна. К тому же я не бессмертна и не могу прожить более ста лет, это и позволило Мудзану сделать из меня демона, хотя кровь мамы оказалась сильнее. — поясняешь, сжимая руки в кулаки, вспоминать родную мать так же больно как и семью Камадо. В такие моменты ты понимаешь, что никогда не простишь Кибуцуджи, будешь преследовать его до конца жизни в надежде убить.
— Удивительно. Все же ёкаи необычные существа, но ты говорила об условиях, что это такое? — Кагая улыбается тебе, призывая к спокойствию.
— … Я многого об этом не знаю, но видимо у каждого ёкая есть условие, которое позволяет ему быть сильнее других. То есть то, что даётся ему изначально. Мне доводилось слышать, что некомата имеет дни, когда не может контролировать свое тело, или же то, что изначально ёкаи моего вида не имели сердца и не могли любить. Для меня это трудно понять, учитывая, что я наполовину человек, но в день когда Кибуцуджи убил мою мать, он говорил, что из-за того, что ее сердце оттаяло, она стала значительно слабее. — машешь головой в стороны, в надежде смахнуть слезы, выступившие на уголках глаз, безжизненное тело не покидало твои мысли.
— Не знаю это ли оно, но когда Саконджи Урокодаки был столпом, а я ещё не был главой, мне доводилось слышать, что он знает безжалостную женщину ёкая, которая могла убить любого одним своим синим взглядом. Он говорил, что холод словно исходил от нее и, что к ней опасно приближаться. Она была настолько каменной, что не выражала никаких эмоций. Я думаю, он говорил о твоей матери, ведь потом с его слов он встретился с ней через годы, и она стала другой. Доброй и нежной девой, словно сошедшей с страниц книги о прекрасной и доброй принцессе. — пока Кагая ведал рассказ он словно видел тебя, смотря прямо в глаза.
— Я не знаю, какой была мама. Я помню её только как мягкую женщину, но знаете господин Убуяшики… Наверно вы правы. Сила многих ёкаев в их бездушии, но в этом же и наша слабость. Мы не ценим близких и чужих. Живём только для себя, не познавая общего счастья. Подобно истинным демонам были готовы съесть друг друга, ударяясь в каннибализм, ведь поглощать людей было мерзко и не благородно. Те же, кто опускались до этого, считались отбросами, отдавшие себя звериной натуре, но знаете, самое удивительное то, что этих отбросов никто не презирал. Смеялись только над теми кто откинул свою суть и слился с людьми отдаваясь их чувствам. — закусив нижнюю губу ты вспоминаешь все истории матушки, которая всем сердцем презирала весь свой род последние годы жизни, называя большинство ёкаев ещё более худшими чем демоны. Давая им имена лицемеров и дураков, покинувших своих на произвол. — Нам не требуется пища, в виде людей, мы можем обойтись обычной едой, но все же находились те, кто переступал границы. Таких звали Они. Я много слышала о своем роде, но знаете, из всего я бы предпочла родиться чистым человеком.
