так ошарашивать? Он расстроится, уйдёт, и наше утро закончится. Даже не знаю…
— А если бы… — начинаю перебирать пальцы. Нервно мне. Неуютно. Раньше гонца, который приносил плохие вести, убивали. Но и я сама не горю желанием говорить про эту беременность. — Наташа была беременна от тебя. Что бы ты сделал?
Его тёплая ладонь опускается мне на лоб. А сам он хмурится, как и я. Потому что не понимаю, почему после моего вопроса последовала именно такая реакция.
— Ты чего?
— Да думаю, заболела, — как-то странно говорит мужчина. — Вот проверяю температуру. Странные ты вопросы задаёшь.
— Ничего странного, — бурчу, хватаю его за запястье и убираю от своего лица. — Вполне нормальные. И всё же…
Я прерываюсь, потому что Марат отвлекается на телефон. На всю кухню раздаётся мелодия смартфона. Любовница звонит?
— Да, Снеж? — говорит, прислоняя аппарат к уху. Значит, мелкая. Немного успокаиваюсь. — Что? Сейчас заберу.
Подпрыгивает с места. Оставляет недоеденный бутерброд в тарелке. Широко шагая, оказывается возле меня и наклоняется, оставляя мимолётный поцелуй на щеке.
— Будь тут, никуда не уходи.
Я не успеваю спросить, что случилось, как он вылетает из кухни. Думаю уехать следом домой — так явно будет лучше, но остаюсь на кухне. Как одиночка. Мне совесть не позволит уехать. Мне надо знать, что случилось со Снежкой.
Да, хоть она и послала меня, я всё же за неё переживаю. Я слишком быстро привязываюсь к людям, а особенно к этой малышке. Да, она сделала мне больно, но… Я честно к ней прикипела. Считаю маленькой сестрёнкой, за которой я обязана смотреть.
И в неведенье сердце разрывается. Хожу из стороны в сторону по всей кухне. Готовлю вкусную еду, чтобы если чего случилось — тут же поднять настроение пышными булками с начинкой.
Они приезжают через полтора часа. И Снежка, вялая на руках у папки, шмыгает носом, сопливит.
— Что случилось? — обеспокоенно спрашиваю, встречая их на пороге.
— Заболела, — злится Марат. — Если с одной пронесло, вторая вон сюрпризы подкидывает.
Проходит мимо меня. Спешу за ним. Надо его успокоить.
— Не злись. Все дети болеют.
— Знаю, — цедит сквозь зубы. — Вызвал врача, скоро приедет.
Мы быстро оказываемся в комнате Снежки, а сама девочка — под одеялом. Не успеваем оглянуться, как домой приезжает и врач. Буквально пятнадцать минут, и он уже сидит над капризной девочкой.
— Не буду я пить это! — отодвигает таблетки и воду в стакане. Я беситься начинаю. — Не хочу!
— Снежана! — злой громкий голос, от которого я подпрыгиваю, разносится по всей комнате. Малышка быстро хватает таблетку, запивает её водой.
— Всё-всё, — успокаивается. — Спать хочу. Можно?
Марат кивает, разворачивается и недовольно идёт из комнаты.
— Если что-то нужно, зови, — говорю ей, поглаживая по волосам. Но она только уворачивается от моей руки и укрывается одеялом с головой. Офигеваю от такого. До этого просто «папе не нужна такая девушка», а теперь ей и няня такая не нужна. Зашибись. — О’кей, хорошо.
Чуть не задыхаюсь от возмущения.
Но вместе с врачом выхожу из комнаты и сразу же иду к Марату. Захожу в его кабинет, пока он разговаривает с кем-то по телефону.
— И как она умудрилась, а? — злостью заливается. — А ведь она ещё вчера говорила, что горло болит.
Секунда тишины, которую я не нарушаю.
— Следить за ребёнком надо, дура, — шипит в трубку телефона. Порывисто завершает звонок и поворачивается ко мне. Смотрит волком. — Ну?
Даже говорить не хочу после такого агрессивного «ну».
— Я домой поеду…
— Уверена? Можешь тут остаться, комнат дома много.
— Нет, — машу головой. Сегодня у меня нет никакого настроения. — Домой поеду, маме обещала. Волнуется же.
— Ладно, — кидает телефон на стол, садится в кресло и даже не подходит, чтобы поцеловать меня, обнять. Мне сделать это самой? Нет, не буду.
— Звони, если что, — произношу. Он кивает.
Зло разворачиваюсь, лечу на выход. И бешусь. Пытаюсь быть сдержанной, но нет. Пыхчу, но даю себе слово не пить. Хватит, пожалуй, праздников…
А пока выхожу на улицу, наслаждаюсь хрустом снега под ногами. Представляю, что так хрустят косточки всех моих врагов. Высовываю язык, ловлю снежинки ртом и успокаиваюсь. Главное — вести себя хорошо.
А пока вздыхаю и иду на автобус по дикому холоду. А через несколько часов выслушиваю нотации от матери, что я безалаберная, безответственная, раз не могу предупредить её о том, что пропаду на два дня.
— А вот Машка умничка, — ставит в пример сестру. — Предупредила.
Закатываю глаза.
— Да не могла я! Телефон сломался, говорю ж, — пытаюсь донести.
— Во-о-от! — тычет в меня мама пальцем. Чего она злая вообще? С мужиком её новым не сложилось? — Теперь и телефон новый покупать. Бери пока кнопочный, пока не заработаешь на новый. Но чтобы связь была. Поняла?
— Зануда, — бубню. Но она права. Телефон мне нужен. А если нужен… Здравствуй, подработка, мне нужны деньги!
— Эй, девчонка!
Острая боль пронзает пальцы на ноге, и я ору в трубку телефона. Твою мать!
— Чё стоишь, рот разинула? Развлекай!
— Мир, подожди, — шиплю сквозь зубы и наклоняюсь к ребёнку, хватая его за пухлую щёку. — Эй, паршивец, тебя не учили, что со взрослыми так разговаривать нельзя, а?
— Да пошла ты! — мелкий уродец хватает меня за красный нос и тянет за него, натягивая резинку, на которой он закреплён. А потом неожиданно отпускает, из-за чего красный шарик больно припечатывается обратно к моему носу.
Пацан с громким смехом убегает, оставляя меня разъярённую и злую. Задрали! Четвертовать всех!
— Да чтоб провалились эти детские праздники! — кричу в трубку телефона, поправляя рыжий съехавший парик. Вот зачем я пошла подрабатывать к спиногрызам аниматором? Пока их родители бухают в соседней комнате, я тут пляшу как клоун — в прямом смысле слова, развлекаю толпу оголодавших детей.
Вот опять ко мне подбегает маленькая девочка. Такая миленькая с виду, с короной на голове. И этим самым аксессуаром уже напрягает меня.
— Ну? — начинаю закипать как чайник.
— А у тебя нос настоящий? — спрашивает с любопытством. Хотя я слышу нотку придирчивости.
— Настоящий, — киваю уверенно.
