«Московского», – пожимает плечами Тимур. – Как ты любишь…
– Я не буду это есть! – заявляю решительно. Если я пропустила ужин, то потерплю до утра. И теперь самой придется ходить в столовую.
– Ты думаешь, я тебя хочу отравить? – в бешенстве кидается ко мне Тимур, но останавливается на полпути. Стискивает кулаки, пытаясь обуздать гнев и добавляет обалдело. – Я? Тебя? Ты хорошо подумала, Люба?
От него веет яростью, агрессией и какой-то щемящей тоской. Обнять бы, выплакаться на крепкой груди. Но не могу! Не могу!
– Просто уйди, – прошу, утыкаясь носом в подушку. – Иди к Лейле. Втирай ей.
На минуту наступает тишина. Слышу как торопливо топочет санитарка. И только когда за ней захлопывается дверь, Тимур сообщает со вздохом.
– Я расторг помолвку и вернулся к тебе.
– Тогда зачем ты отправил ко мне Марата? – усмехаюсь криво и, вновь вспомнив об ужасной сцене, начинаю реветь.
– Если я скажу, что не отправлял его, ты поверишь? – хмурится Тимур и неожиданно, забирает тарелку с прикроватного столика. Аккуратно разламывает крокеты и котлетки и совершенно спокойно ест.
– Это, чтобы ты не сомневалась, – усмехается криво. – Надо до такого додуматься! Я хочу отравить тебя и своего сына!
– Мою дочку, – огрызаюсь упрямо.
– Сын, Люба. У нас будет сын, – с набитым ртом перебивает меня Манучаров и, прожевав, добавляет. – И я ни в коем случае не хотел причинить вред тебе или ребенку…
Молча мотаю головой. Сжимаю губы, стараясь не заорать.
– Ешь и уходи, – роняю тихо.
– Обойдешься, – морщится он и тянет ко мне вилку с кусочком котлеты. – Попробуй, очень вкусно. Я уже половину съел. Теперь твоя очередь.
– Не хочу, – отрезаю равнодушно. – До утра подожду.
А у самой от голода живот сводит.
– Дурочка упрямая, – фыркает Тимур и как ни в чем не бывало достает из шкафа подушку со свежей наволочкой и плед.
– Давай тогда спать, – совершенно спокойно растягивается на диване.
– Погоди, – охаю я. – Тут нельзя оставаться. Уходи, а то будут неприятности.
– Не волнуйся, Любушка, – отмахивается весело. – Если кушать не хочешь, я доем и отдам тарелку. А то вонь на всю палату. Вам с малышом нельзя дышать миазмами…
Заботливый, блин!
Что он тут за комедию устроил?
– Завтра придет Катя, будет скандал. Лучше уходи по-хорошему, Тимур.
– Да никуда я не уйду, – лениво отмахивается Манучаров. – С тобой всегда буду. А Кате твоей вроде в Питере вакансию предлагали. Вот пусть и валит от греха подальше. А мы тут сами разберемся.
– Я уеду с ней, – выпаливаю на автомате. – У нас с тобой все равно ничего не получится.
– Да не поедешь ты никуда. Я не отпущу, – боднув башкой, отрезает Тимур и предлагает мне снова. – Поешь, пока теплое. Не выделывайся, Любушка.
– Не хочу, – стою на своем я и, усевшись на кровати, накидываю халат.
– Ты куда? – подскакивает Тимур.
– Надо, – снова огрызаюсь я.
– Пойдем, – вздыхает Манучаров и, подхватив меня на руки тянет в санузел.
Невольно прижимаюсь к такому знакомому и любимому телу. Вдыхаю слабый запах парфюма и чуть с ума не схожу от отчаяния. Этот мужчина уже не принадлежит мне.
Да он никогда моим не был!
– Выйди, – вздыхаю, как только Тимур ставит меня на белый кафельный пол.
– А что я там не видел? – нахально фыркает Манучаров, прислоняясь к стене и демонстративно разглядывая меня.
Нет сил спорить с этим хамом. Не спорю, когда тащит меня обратно. Лишь стараюсь запомнить каждую клеточку. В последний раз вобрать в себя тепло любимого мужчины и попробовать выжить.
Люба
Прижимаясь к Тимуру, злюсь на себя. Это ж какой нужно быть дурой, чтобы простить без всяких объяснений? Пришел, по ножке погладил, нос об волосы вытер и уснул. А я разомлела и все простила.
Даже словом не обмолвился. Где был, что делал, и почему Марат явился ко мне с гнусным предложением?
Или все-таки Катя права, и Тимур решил действовать иначе? Не получилось через Марата, пустим в дело другой вариант. У Манучарова всегда есть запасной выход. План Б. Или я ошибаюсь? Хотелось бы!
«Потом разберемся», – отмахиваюсь от горестных размышлений. Сейчас что толку нервы мотать?
Утыкаюсь носом в грудь Тимура. Вдыхаю запах свежевымытого тела. Самый лучший мой аромат. Никакого парфюма, только слабые отголоски геля для душа. Едва уловимый цитрусовый фан. Такой гель обычно налит во все деспенсеры на борту Гольфстрима.
А значит, Тимур купался во время перелета и сразу приехал ко мне? Интересно, куда снова летал? Осторожно провожу ладошкой по небритой осунувшейся щеке.
Манучаров что-то бормочет себе под нос, но не просыпается. Различаю лишь отдельные слова. Марат… падла… урою… Любушка… моя…
В порыве чувств обхватываю могучую шею, целую без разбора в глаза, лоб, губы, висок!
– Люба, что? Что? – подрывается с места Манучаров. Моргает заспанно и бухтит, как старый дед. – Я на тебя навалился? Сейчас уйду на диван. Нужно сказать, чтобы здесь нормальную койку поставили. Спать невозможно…
В такие моменты я обожаю Тимура. Он – как большой плюшевый медведь. Добродушный и ласковый. Мой!
Большой сильный мужчина снова засыпает. Дыхание становится ровным. Вот только ко мне сон не идет. Думаю. Пытаюсь понять, что же произошло.
Неужели Марат действовал из собственных интересов? А какой ему смысл? Чем помощнику Тимура мог помешать наш неродившийся ребенок? И как к нему попала моя сережка? А банковский перевод вообще не выдерживает никакой критики.
– Что же ты замыслил, Тимур? – шепчу, прижимаясь к любимому мужчине. Скорее всего, Катя права. Манучаров понял, что затея провалилась, и решил действовать другими методами?
Больничная палата – не самое лучшее место для любви. Но сильные руки притягивают меня к себе, а крепкое колено уже раздвигает мои бедра.
– Тимур, сейчас нельзя, – шепчу виновато. – Врач запретил…
– Да знаю я, – вздыхает он тяжело. – Меня предупредили.
– Катя? – спрашиваю изумленно, не в силах поверить, что моя сестра спокойно общалась с Манучаровым.
– Нет, Елена Васильевна. Твоя сестра ненормальная. С ней же говорить невозможно, – недовольно бурчит Манучаров и, привычно облапив меня, снова проваливается в сон.
А мне не спится. Вздрагиваю от каждого шороха.
Почему Тимур сначала пообещал жениться? Потом отправил на аборт, а после переобулся в прыжке? И что теперь ожидать от Манучарова? Да и спрашивать бесполезно. Тимур может сколько угодно говорить о бриллиантах. Сравнивать огранку и рассказывать какие-то исторические факты, но никогда даже не заикнется о том, как устроен бизнес. Не станет скрытничать, но и не объяснит ничего. Как знаешь, так и понимай. В этом весь Тимур. Хитрован мой любимый.
Провожу ладонью по
