— Приветик, — негромко говорит Карина, подкатывая коляску и ставя её на тормоз.
— Привет. Спите? — киваю на люльку.
— Ага, по дороге отрубились. Хоть поболтаем.
Она приоткрывает у коляски специальные окошки и присаживается на лавочку рядом со мной.
— Ты как? — смотрит внимательно.
— Нормально.
Вчера она была первой, кому я позвонила и разревелась в трубку. Карина слушала молча, а потом спросила: “Вась, это сейчас плохо?”
И я задумалась.
Детей я хотела. Семён, конечно, студент ещё, да и отношения наши только развиваются, но он несколько раз упоминал, что не испытывает к детям неприязни. Даже наоборот, что они милые и интересные, и что ребёнок совсем не помеха в жизни.
“А сам бы сдыхал от боли, что ты найдёшь другого, что детей ему родишь. Ему! Другому! Не мне, Василина. А я хочу, чтобы мне” — эти его слова так ярко всплыли в голове после вопроса Карины.
И я будто выдохнула. На спине словно крылья в этот момент выросли и раскрылись — широкие и надёжные. Даже не знаю, почему сначала в слёзы бросилась.
— Когда мажору своему сказать планируешь?
— Сегодня, — поджимаю губы, нервничая. Искусала уже со вчерашнего вечера. — Вечером соседка моя по комнате собирается к родителям съездить, а я Семёна пригласила. Ужин приготовлю. Ну и скажу…
— Всё будет хорошо, — Карина сжимает мою руку. — Вот увидишь, мажорчик твой обрадуется.
— Я надеюсь на это. Только с Сашкой как быть… Мне бы этот кредит выплатить теперь. Ох.
Я понимаю, что это неправильно, но тем не менее чувствую вину перед сестрой и племяшем. Я ведь обещала помочь. А какой теперь с меня помощник?
— Вась, а Семёну ты говорила про Сашку?
— Нет, конечно. Мне было как-то… неудобно. Он и так вступился за меня и пострадал. Говорит, что отец, за то что вытащил его, теперь требует на фирму семейную идти. А Сёма не хотел, он другим занимается, своё дело хотел развивать. И знаешь, думаю, у него бы обязательно получилось.
— Вась, теперь всё изменилось. Ты носишь его ребёнка. Просто расскажи ситуацию ему. Думаю, тебе ещё и влетит от мажорчика, что молчала так долго.
Может, Карина и права. В любом случае, выбора у меня больше и нет. Сегодня поговорим, станет понятнее.
Какое-то время мы ещё сидим на лавочке в парке напротив детской площадки и болтаем. Теперь мне узнать о мамских буднях Карины ещё интереснее. А спокойствие её завораживает.
— Я, наверное, буду дёрганная, — смеюсь. — В обморок буду падать от любого прыщика у малыша. Надо успеть за беременность кучу всего перечитать и пересмотреть.
— Да ну, — успокаивает подруга. — Это тебе сейчас так кажется. Хотя, я тоже переживаю, конечно. Особенно когда плачут долго. Тут непонятно: колики это или ещё боль какая-то. И как помочь не знаешь. Но я только учусь быть мамой. И ты научишься. Материнское сердечко подскажет, Вась.
Позитив Карины, её оптимистичный настрой и мягкость во всём вдохновляют.
— Ты же понимаешь, что я теперь буду тебе звонить по всякому поводу? — смеюсь.
— Я только за, — кивает Карина. — Вместе веселее. Только… Катюшку бы ещё отыскать. Она с тобой так и не связывалась?
— Неа, — качаю головой. — Когда думаю о ней, сердце заходится в тревоге. Ну что такого ей этот Макарский сделал, что она сбежала и даже нам с тобой весточку не прислала?
— Богдан говорит, что Макарский хоть и тот ещё козёл, но Катерина наша тоже хороша. Она ведь даже не выслушала его.
Мы вспоминаем, как дружили втроём в Волгограде, как работали в школе. Детей в поездки возили, мероприятия вместе устраивали. Как однажды пошли в клуб и оторвались там по полной программе. Как смеялись, когда кто-то заказал песню для “самых ох*еных училок ** школы”.
Тогда было весело, а утром дошло, что в клубе, видимо, были старшеклассники. Катя тогда хотела уволиться, Карина переехать в другой город, а я улететь вообще на другую планету.
Честно — мне так не хватает моих девчонок, моих училок. Вместе как-то было легче, ведь не всё можно обсудить со своим мужчиной, даже любимым. Иногда хочется излить душу девочкам-подружкам. Хорошо, что хоть Каришка недалеко, и мы можем видеться хоть иногда. Но за Катю действительно душа болит.
Каринкины малявки просыпаются и начинают требовать маминого внимания и еды. Последнее мне уже поясняет Карина. Она звонит свекрови, которая помогает ей с детьми, прощается и уходит с коляской в сторону дома. А я, посидев ещё немного, тоже иду на остановку.
Продукты заказываю через доставку, убираюсь в квартире. Мне и самой хочется выглядеть идеально, поэтому уделяю много времени себе. Скраб, масочка, лёгкий, но тщательный макияж. Бельё надеваю то самое, что ему так понравилось — лиловое. Скорее всего, скоро мне уже надолго придётся о нём забыть. Грудь станет больше, бёдра раздадутся, а после родов пока буду кормить. Но сейчас я ещё могу носить его в удовольствие. Своё и Семёна.
Пока в духовке запекается мясо с овощами, нарезаю салат из свежих овощей, тонко шинкую фруктовую нарезку.
Это первый ужин, на который я приглашаю Семёна. Хочется, чтобы всё было идеально. Волнуюсь, смогу ли подобрать момент, чтобы сообщить ему о беременности. Как бы не выпалить, когда он только на пороге покажется.
Ха-ха, может так и лучше. Сбежит — уж всё понятно.
Ладно, Василина, это нервы.
Ставлю на стол две тарелки, свечи и бокалы. Сама буду сок пить, Семёну предложу вино. Даже салфетки сворачиваю домиками красиво.
Когда в дверь раздаётся звонок, я аж подпрыгиваю. Быстро стаскиваю фартук и тороплюсь к двери.
41
Вытираю влажные пальцы о платье и берусь за защёлку замка. Волнуюсь неимоверно, аж внутри всё дрожит. Потом резко проворачиваю и распахиваю дверь, глубоко вдохнув и улыбнувшись.
Но… на пороге не Семён.
— Добрый день, Василина, — мягко, но холодно улыбается мне высокая ухоженная женщина лет пятидесяти. — Я могу войти?
— Здравствуйте. А вы…?
Ещё до её ответа я понимаю, кто она, и в груди что-то больно колет. Вряд ли это тёплый визит вежливости.
— Меня зовут Кристина Викторовна. Радич. Я мать Семёна.
— Добрый вечер. Проходите, пожалуйста.
Я немного отхожу в сторону, шире распахнув дверь, и впускаю женщину в квартиру. С минуты на минуту должен прийти Семён, и я не думаю, что он предполагает увидеть тут свою мать. А та явно не о его успехах по учёбе пришла узнать.
Кристина Викторовна осматривается, едва заметно поджав губы. Да, это простенькая съёмная квартира. У нас тут чисто, убрано, но очень неказисто. Совсем не то, видимо, к чему привык взгляд этой женщины.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Оцениваем. Она высокая, элегантная, утончённая. А взгляд холодный и острый, как бритва. Они с Верой очень похожи, только в Вере есть лёгкость и сквозящая буквально в каждом жесте шаловливость, непокорность этому миру. А Кристина Викторовна напоминает заточённую в хрустальный лёд снежную королеву. И духи у неё такие же — будто морозные. Мне даже поёжиться хочется.
— Можем присесть, — предлагаю, понимая, что уже этому вечеру не суждено пойти по намеченному мной сценарию.
— Благодарю, — она делает несколько шагов к столу, окидывает его взглядом и аккуратно присаживается на стул, на самый его краешек. Я сажусь напротив.
— Василина, — начинает она достаточно мягко, смотрит сначала на свои идеальные ногти, а потом поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, развеивая последние сомнения в цели её визита. — Семён опоздает. Есть некоторые дела в семье.
— Вы пришли сказать об этом? — думаю, нам пора перейти к вопросам, которые она хотела обсудить. И предупредить меня об опоздании сына из-за семейных обстоятельств — это не оно.
— И об этом тоже. Но давайте по порядку, — она немного откашливается. — Вы ведь умная девушка. Преподаёте в МГУ. Туда не берут просто так, верно?
Я в ответ молчу, демонстрируя готовность слушать дальше.
— Вы должны понимать, что вы, мягко говоря, не подходите моему сыну.