себе, гладил волосы, а я млела, пока за спиной не раздался голос Маши:
— Мишка! Тетя Юля занята, она с каким-то дядей обнимается и не собирается нас кормить.
Стоит ли говорить, что отскочили мы с шефом друг от друга, как ошпаренные, будто мне шестнадцать и папа застал меня целующейся с мальчиком?
Я резвой козочкой поскакала готовить ребятам поздний ужин, который как оказалось должен был состоять из молочных коктейлей, а Сашу Маша уволокла к ним с Мишкой в комнату, как сказала не по возрасту умная девочка “что б не стоял без дела”.
Следующий этап стыда был уже в комнате, когда я решила туда принести “ужин”.
— Дядь Саш, а у тебя паспорт есть? — деловито поинтересовалась Маша. Она стояла над шефом, уперев кулачки в бока, пока он, уже распрощавшись с пиджаком и засучив рукава, сидел на полу и пытался разобраться с роботом Миши.
— Есть, — отозвался шеф.
— Тетя Юля, а у тебя паспорт есть? — это уже Миша заметил мое присутствие и три пары глаз уставились на меня.
— Есть, — прошла в комнату и поставила коктейли на тумбочку.
— Значит можно, — отмахнулся Миша.
— Нельзя, — топнула ножкой Маша, — у нее кольца нет, — ткнула пальчиком в мою сторону.
— Чего нельзя-то Маш? — интересуюсь, сдерживая смешки. Шеф на полу тоже сцеживает улыбочки в кулак.
Хотя вариантов не так много — паспорт, кольцо — похоже племянники решили нас поженить.
Только не тут то было.
— Ну чего ты как маленькая? — возмутилась племяшка, тряся передо мной раскрытой ладонью, — Обниматься вам нельзя. Я спросила у папы откуда берутся дети. Папа сказал, что когда дяденька обнимает тетеньку, у тетеньки потом растет животик и оттуда появляется ребенок. Я с Петькой обнималась обнималась, а живот так и не вырос. Папа сказал, что сначало пусть кольцо мне на палец наденет, а потом уже протягивает ко мне свои ручонки. Я заставила Петьку надеть мне кольцо, а живот все равно не рос. И мама сказала, что ребеночек не появится, пока у меня нет паспорта.
— Хорошо, — тяну задумчиво, афигевая от рассказа маленькой, как я еще недавно думала, девочки, — а обниматься то почему нельзя? Паспорт есть, но колечка то нету, значит не забеременею?
— Ну ты ваще. — качает головой Маша. И весь ее вид кричит о том, что она считает меня недалекого ума. — Если обниматься без кольца, то ты станешь дурой. Так деда сказал. Да, да.
— Ааааа…
— Он так сказал бабушке. Что мама с папой обнималась, ребенок в животике растет, а кольцо не берет у него, значит дура.
На этом моменте я окончательно выпала в осадок.
Даже не знаю, что меня поразило больше. Рассуждение племяшки или то, что у Пети с Леськой закручивается очередная Санта Барбара.
— А ты мне ничего не хочешь рассказать? — спрашиваю у Леськи.
— Эм… дай-ка подумать? — театральной стучит указательным пальцем по подбородку. — Кажется, нет. — соизволила таки после демонстративной паузы ответить. Только не совсем то, что я хочу услышать.
— Тебе кажется. Расскажи-ка о том, что у вас происходит с Петром. — подсказываю очень интересную тему для разговоров.
— Предлагаю уговор, — подхватывается сестра, — ты звонишь отцу, а я тебе все рассказываю.
“Гениальная” идея. Сейчас вот прям разбежалась и позвонила, ага.
— И это мне предлагает та, кто даже лежа в больнице просила никому об этом не сообщать.
— Потому что родители, впервые за несколько лет вырвались в отпуск и я не хочу их дергать. — дуется Леська, поняв, что план ее не удался.
— Или потому что ты беременная третьим от своего мужа, а он не нравится отцу, — подкидываю более правдоподобный вариант.
— Не нравится отцу? И что с того? — у Леськи очень правдоподобно получается изобразить удивление, вот только я на это не поведусь. Мы с ней обе знаем правду.
— Лесь… ты серьезно? Вы любите друг друга, вашим детям шесть лет, ты ждешь третьего, но не можешь жить со своим мужем и все из-за отца.
— О, боже. Ты считаешь, что это из-за отца? Нет, Юля… нет.
— А из-за кого еще, если в нашей семье все так, как хочет он? — встаю со стула и отхожу от кровати сестры.
Нужно чуть больше пространства. Чтобы можно было обхватить себя руками, чтобы спрятаться от прошлых обид, чтобы снова дышать свободно.
Можно долго возмущаться и спорить, но как не крути наш отец — диктатор. Все всегда так, как хочет и решит он. Второго мнения в нашей семье никогда не существовало. Либо его, либо не правильное. Самое обидное, что маму это устраивало. Она всегда заглядывала ему в рот. Поэтому я в свое время и сбежала, сбежала и поклялась не возвращаться в тот дом.
Там стены пропитаны полным контролем и подчинением. Он называл это заботой, я называла клеткой. Он выбирал все, начиная от школы и кружков, заканчивая друзьями и университетом. Когда остро встал вопрос о парне и мне были показаны несколько страниц в социальных сетях одобренных отцом кандидатур, а мои документы уже лежали в выбранном им универе, я сбежала.
— Я не живу со своим мужем, потому что он накосячил и накосячил сильно. Но проблема в том, что я хочу быть с ним, но не могу, пока он не поймет, что я и дети это все, что ему нужно и точно не повторит своей ошибки. Я даже не предполагала, что ты считаешь отца виноватым в этом.
— Петя накосячил сильно? — я не верю в то, что говорит моя сестра.
Я видела, как он ее любит, как заботится о ней и он мне искренне нравился. Он не заставлял, не подавлял, мне казалось что они просто идеальная пара. Я так за них радовалась и, когда сестра ушла с ним из дома, я говорила — “вот хотя бы кто-то вырвался”.
А отец, он никогда не одобрял выбор Леськи, никогда не проявлял хоть капельку гостеприимства или дружелюбия. Леське так и не удавалось отстоять своего мужа перед отцом, Петя это делал сам. Он всегда очень грамотно и четко ставил отца на место, от чего я восхищалась им ещё больше и искренне радовалась за сестру.
Три года назад, мы рассорились с Леськой именно из-за того, что она сдалась и послушалась отца, за эти годы он так и не оставил попыток переубедить ее вернуться домой. Даже, когда у них с Петей появились уже дети. Отец в внуках души не чаял, но продолжал ненавидеть их отца.
Леська мне не отвечает. Просто смотрит на меня глазами побитой собаки и
