я не одна. Возможно я раньше бы и рассталась с ним — помню, как позвонила Олеське, как хотела пожаловаться на невнимание Антона, как хотелось услышать ее совет, как хотелось услышать от нее слова, что если я брошу Антона, я не совершу ошибку, но все, что я тогда услышала это ее плач по телефону и она сказала, что у нее на руках бумага о разводе с Петей. Не знаю, как мы тогда не поняли друг друга, не услышали в тот момент, но я посчитала, что отец развел их и мы разругались. Я кричала, что она дура и должна бороться за свое счастье, но эти слова почему-то подействовали не на нее, а на меня и я еще упорнее стала бороться за отношения с Антоном, которых по сути не было и сама того не ведая, загнала себя в ловушку.
— Ты мне так и не расскажешь, о каком Саше мне весь вечер и сегодняшнее утро талдычили дети? — прерывает затянувшееся молчание Леська.
А я не знаю, что ей ответить. Что и как это сказать. Вдруг нестерпимо становится неловко и я краснею, как маленькая девочка и теперь уже я опускаю вниз глаза.
— Это мой шеф, — отвечаю, едва шевеля губами, но Леська меня слышит. Усмехается как-то по доброму, но молчит. А мне даже за эту ее усмешку, понимающую, которой она как бы говорит, что со мной все понятно, за эту усмешку, которая свидетельствует о том, что она выводы уже сделала, хочется дубасить ее подушкой, как в шестнадцать, когда она спалила, как я залипала на одном симпатичном парне-однокласснике и не упустила случая меня подколоть. Меня останавливает только то, что она сейчас беременна.
— Всем бы мы таких шефов, которые сломя голову летят после работы к своим сотрудницам, помогают с племянниками и гуляют с ними пока те бегают по больницам. Он же с ними гуляет? — интересуется Леська, хотя и так прекрасно знает ответ.
Леська попросила не приводить детей сюда — не хочет, чтобы они смотрели на нее в таком виде. Решила, что будет созваниваться с ними по видеосвязи, поэтому сегодня шеф привез меня сюда, а сам с детьми гуляет в парке недалеко от больницы.
Перекидываюсь еще парой слов с сестрой, беседую с ее доктором и спешу в парк, где Саша гуляет с племянниками. Нахожу их почти сразу. На большой поляне они бросают мяч, визжат, пищат и просто дурачатся и это я сейчас не только о детях. Шеф дурачится вместе с ними. Вот они пинают мячик друг другу, а в следующую секунду мячик уже заброшен куда-то в сторону и племянники с веселым визгом убегают от Саши, когда он догоняет их, щекочет — всем весело.
А у меня будто пелена падает с глаз, будто снимают шоры и мне становится доступен весь обзор. Я впервые смотрю на шефа по настоящему, изучающе и, если уж совсем откровенно, то любуясь — вот он сильный, красивый мужчина, который всегда рядом, который приходит на выручку, который бросает все дела, даже когда я об этом не прошу.
Вчера, после больше чем суток без сна, вместо того, чтобы ехать отдыхать, он приехал ко мне — помогал, успокаивал, поддерживал и сегодня опять здесь рядом. Он не забросил дела, но отложил их на некоторое время, чтобы съездить и помочь мне с ребятами. И все это точно не разовая акция, я уверена.
Не представляю, как бы справилась одна, мне по сути в этом городе даже обратиться не к кому за помощью — ни друзей, ни подруг. Аленка, у которой еще несколько месяцев назад мы гуляли на дне рождении, больше не выходит на связь, хотя до этого случая, переписывались с ней через день. А теперь мои SMS уходят в “молоко”. Она либо молчит, либо коротко отписывается, что у нее дела и она не может разговаривать.
А Саша рядом уже не первый день, и даже не первую неделю. Помогает и ничего не просит взамен — потрясающее чувство, что ты кому-то нужен, даже, когда ничего не даешь взамен. Хотя я знаю, что ему нужно.
Что будет если я отвечу ему взаимностью? Томительно от этой мысли и чего уж скрывать, страшно, как и все новое.
Замираю, не в силах оторвать взгляд от мужчины, играющего с моими племянниками. Вижу, как помимо меня, с лавочек несколько дамочек также поглядывают с любопытством и интересом на него, но я не ревную, внутри меня расправляет плечи ехидна, которая так и шепчет — “Смотрите, смотрите, но он только мой и я не отдам”.
Прикусываю губу до легкой боли и отвожу глаза, давая себе мысленную оплеуху.
Он не мой, но вдруг понимаю, что до зуда в ладонях хочется, чтобы стал таковым. Но страшно. Становится чертовски страшно. Поднимаю глаза на мужчину и меня просто сносит нежностью к нему, благодарностью, трепетом.
Он стал моей опорой, без которой я просто упаду, не выстояв. Он словно стена, которая оберегает меня от всех проблемы и неприятностей. Он просто тот, рядом с кем мне хорошо и спокойно, и я не хочу лишаться этого.
Что было бы, если бы Игорь Валентинович не собрался уходить в отпуск и не оставил вместо себя сына? Что было бы, если бы просто пришла его дочь устраиваться на работу? Наверное, я бы вылетела с работы еще тогда. Совершенно точно долго убивалась и скорее всего натворила бы еще уйму глупостей. Он уберег.
Пока я стою и не могу отвести от него глаз, Саша замечает меня. Замирает и смотрит, и мне кажется у меня на лице написано все, что я сейчас думаю. Мурашки бегут по телу, а дыхание сбивается. Шеф смотрит пристально, а потом у него будто срывает стоп-кран и он стремительно, как ледокол сквозь толщи воды, приближается ко мне.
Останавливается в полушаге, смотрит. Звуки приглушаются и будто весь мир замирает. Взгляд шефа завораживает, затягивает, пригвождая к месту и не давая пошевелиться. А я и не хочу.
Вот же он, совсем рядом. С взъерошенными волосами, пышущий жаром после беготни с ребятами, с сверкающими глазами. Протяни руку и можно будет коснуться — поправить воротник рубашки, смахнуть невидимую пыль с плеча, провести по слегка колючей щеке, но я этого не делаю, зато делает он — протягивает руку и заправляет видимую только ему волосинку выбившуюся из высокого хвоста.
Аккуратно, не отрывая взгляда от моих глаз, обводит по контуру ушную раковину
