– Ты именно это мне хотела сказать, да, Тань?
– Да. Именно это.
– И все?
– И все.
– Что ж… Считай, я тебя услышала. Спасибо за откровенность. Пойду я, пожалуй… Прощай, Тань. Будь здорова и счастлива.
– Ага. И тебе не хворать…
Весь остаток дня она думала о Татьяне, вспоминала их разговор. И когда домой ехала в машине, и когда рассеянно прогуливалась в супермаркете меж полками с продуктами. Отчего-то ужасно неуютно на душе было, будто сделала что-то не так, сказала что-то не то… Да, Татьянин поступок ей непонятен и неприятен. И без того ясно, что покупать себе молодую любовь – последнее дело для женщины. Еще и на ворованные деньги покупать, как выяснилось. Но может, стоило Татьяну пожалеть? Может, попробовать хотя бы? Так, надо сосредоточиться, направить мысли в нужную сторону… И что надо себе твердить в мыслях? Бедная, мол, бедная Татьяна? До такой степени влюбилась, что сознание потеряла? И так, не приходя в сознание, случайно протянула руку к чужим деньгам? Фу, ерунда какая-то получается. Даже звучит глупо, если вслух произнести. Очень пошло звучит. И вообще, как это – жалеть? По голове ее гладить, что ли? В глаза заглядывать, брови жалостным домиком устраивать? Нет, непонятно…
Наверное, это плохо, что ей непонятно. Всем понятно, а ей – нет. И Татьяна права, это с ней что-то ужасное происходит. Может, ее собственная непримиримость к презренной чужой слабости ее же и пожирает благополучно? Хорошо, хоть Иван сегодня звонками не достает…
Да, не достает. Это действительно так, надо признать с удивлением. И нечего лишний раз в телефон заглядывать. Нет там непринятых вызовов, ни одного нет… Значит, Иван оставил ее в покое. Можно собою гордиться сколько угодно – нет вызовов! Она, стало быть, победила. А впереди у нее, у победительницы, одинокий ужин в одинокой съемной квартире…
Но одинокого ужина не получилось – в гости нагрянула бывшая подруга Томочка. Стояла в дверях, держа на весу перевязанную бечевкой пластиковую коробку с тортом:
– Это я, Оль… Вот, решила без звонка. Не прогонишь, надеюсь?
– Заходи… – вежливо улыбнувшись, отступила на шаг в прихожую Ольга.
– Спасибо. На радостный поцелуй в щечку я, в общем, и не претендую. Я поговорить пришла, Олечка. Мы ведь можем просто поговорить? Раньше у нас это очень хорошо получалось… Тем более, я перед тобой уж точно ни в чем не провинилась.
– Да, Тома. Заходи. И давай без предисловий. Пойдем на кухню, у меня как раз ужин готов.
– А что у тебя на ужин?
– Семга и салат.
– Отлично. А я, Оль, еще вот чего…
Томочка засуетилась, запыхтела, неловко улыбаясь. Дернула молнию объемистой сумки, извлекла на свет бутылку «Киндзмараули», осторожно выставила на кухонный стол.
– Я помню, ты когда-то очень любила «Киндзмараули», Олечка. Потом оно как-то исчезло… А сегодня я в магазине увидела вдруг! Дай, думаю, куплю! Посидим…
– Ой, нет, Том. Извини, я пить не буду, боюсь, голова заболит. Мне и без того в последнее время часто приходится… Ну, в общем, это неважно. Садись, Том. Так о чем ты хотела со мной поговорить? Только не о Владе, прошу тебя.
– Нет, я не о Владе хотела… То есть не конкретно о Владе. Я о ситуации как таковой хотела…
– И о ситуации тоже не надо. Ты ведь с Владой общаешься, правда? Вы дружите, как прежде? Вот и дружите на здоровье. Считайте, что третье звено из цепочки выпало. То есть я – третье звено. Отряд не заметил потери бойца и «Яблочко» песню допел до конца.
– Оль, ну не надо так, а? Ну нельзя же, честное слово! Что ж ты… Даже не знаю…
Томочка подперла круглый подбородок ладонью, вздохнула грустно. Так грустно, что вышло жалким мышиным писком на выдохе. Хотя саму Томочку с мышкой никак нельзя было сравнить – была она полновата, белокожа и плавна в движениях, и выражение лица имела доброе, с поднятыми вверх белесыми бровками, будто всегда немного удивлялась чему-то. Нет, хорошая она, Томочка. Между прочим, Полькина крестная мать…
– Знаешь, в чем твоя ошибка заключается, Оленька? В том, что ты никому поблажки не даешь. Ты других людей рассматриваешь только через свою призму восприятия мира: будь, как я, делай, как я, поступай, как я. Шаг вправо, шаг влево – расстрел на месте. И того не учитываешь, что другие люди живут в других обстоятельствах, что они не такие сильные, как ты…
– Это ты Владу имеешь в виду, да, Томочка? Это она не такая сильная, как я?
– Да, Владу. Ну, сделала она глупость, голову потеряла. Но ведь это со всеми хоть раз в жизни бывает, Олечка… Это же так просто – показать на оступившегося пальцем, осудить, расстрелять. А отчего он это сделал, никого не волнует.
– Ну отчего же – не волнует? Очень даже волнует. Очень бы хотелось понять, почему она со мной так… Будто ножом в спину…
– А я тебе скажу, почему. Все просто, Оль. Это Владка от зависти к тебе так поступила.
– От зависти? Что ж, может быть. Только это ее не оправдывает. А ты, насколько я понимаю, ко мне за оправданиями пришла?
– Да. За оправданиями. Потому и говорю о зависти. Она-то как раз Владку и оправдывает…
– ?!
– Да, да, не смотри на меня так, Оленька… Ты думаешь, легко было Владке с тобой дружить? Думаешь, легко дружить с человеком, которому завидуешь?
– Хм… А зачем дружить, если завидуешь?
– Глупый вопрос, Оль. Ты женщина умная, конечно, но иногда тонкостей жизненных не понимаешь, в сердечную глубину близкому человеку не заглядываешь. Отсюда все твои беды…
– У меня нет никаких бед, Тома.
– Да, да, извини, я отклонилась от темы… Так вот, о дружбе. Многие женские дружбы как раз и строятся на зависти, Оль. Женщины ведь на две категории делятся – на тех, которые завидуют и открыто враждуют с объектом своей зависти, и на тех, которые завидуют и все равно крепко дружат… Вторым, кстати, гораздо тяжелее приходится. Потому что зависть – чувство неуправляемое, его трудно в себе держать. И отделаться от него очень трудно. Практически невозможно.
– Ага… И по этому принципу их жалеть надо, да? Оттого, что им трудно зависть внутри держать?
– Да, именно так, как бы смешно это ни звучало. Потому что объект зависти всегда чем-то более благополучен. А поскольку более благополучен, значит, и снисхождение должен иметь к завистнику и к его поступкам. Закон равновесия, надеюсь, слышала о таком? А у тебя никакого снисхождения нет, ты ж наоборот… Вон, и сейчас на меня смотришь как на дурочку.
– Нет, ошибаешься. Не смотрю я на тебя как на дурочку. Я сейчас о другом думаю, Томочка. Знаешь, у меня сегодня какой-то особенный день выдался, тематический, что ли… Меня сегодня все пытаются уличить в эгоцентризме. Давай уж лучше вина тогда выпьем!
– …Ну вот что, что у бедной Влады в жизни есть, скажи? – будто не услышала ее Томочка. – Ведь никакой, ни самой махонькой женской радости нет! Что ей оставалось, как не завидовать тебе невольно? Я повторяю – невольно! Ей ведь даже и зацепиться не за что было, Оль. Ни одной соломинки жизнь не выдала.
