Вернулся Зак, слегка задохнувшись, и остановился над ними, силуэт на фоне освещенных луной волн.
— Поднимайтесь.
— Для чего? — удивилась Миа.
Лекси не спрашивала «для чего», она просто поднялась и взяла его за руку. Ей нравилось, как ее руку сжимали его сильные теплые пальцы.
Он показал девочкам термос.
— У меня идея. Пошевеливайся, Миа, и перестань задавать вопросы.
— Кто-то здесь думает, что он может мной командовать, — сказала Миа, поднимаясь и отряхивая песок.
Зак повел их к большому кедру, растущему на границе пляжа.
В лунном свете Зак выглядел бледным, почти призрачным, но его зеленые глаза сверкали, как слезы.
Он открыл термос.
— Мы положим сюда что-то и закопаем. — Он внимательно посмотрел на Лекси. — Это будет… наш секретный договор, ну, как клятва.
— Ровно столько, сколько эта капсула пролежит здесь, мы будем лучшими друзьями, — сказала, посерьезнев, Миа. — И никаким колледжам этого не изменить. Так будет всегда.
— Мы не будем такие, как все, — сказала Лекси, надеясь, что ее замечание не прозвучало как вопрос, но все равно в этот торжественный момент она с трудом верила в происходящее. Слишком уж легко все доставалось этим ее друзьям. — Мы никогда не попрощаемся.
Миа кивнула.
— До тех пор, пока капсула находится в земле.
Зак протянул им открытый термос. Серебристую внутренность осветила луна, и она замерцала.
— Положите что-нибудь сюда для верности.
В другое время, в другом месте происходящее могло показаться смешным, или мелодраматичным, или просто глупым, но только не здесь, не сейчас, в этой тьме, где на них, казалось, катило будущее, словно огромный тягач.
— Я люблю тебя, Лекс, — сказал Зак. — Колледж этого не изменит. Мы все равно будем любить друг друга. Всегда.
Лекси пытливо на него посмотрела. Ей показалось, будто они дышат как одно целое.
Миа бросила внутрь термоса свои золотые сережки.
Зак снял с себя медаль Святого Кристофера, с которой никогда не расставался, и тоже бросил в термос.
У Лекси при себе был лишь плетеный браслетик, подарок Мии в знак дружбы, с которым она не расставалась с десятого класса. Свой, сплетенный для нее Лекси, Миа давно потеряла, а Лекси не снимала ни разу подарок подруги. Теперь она медленно его развязала и бросила в термос. Ее талисман не издал ни звука, когда упал на дно, и это ее встревожило, словно она единственная из их троицы не оставила никакого слышимого следа.
Зак закрутил покрепче крышку.
— Думаю, нам вообще не надо его выкапывать, — сказала Миа. Налетел порыв ветра с залива и растрепал ей волосы. — Если выкопать… это все равно, что попрощаться, а мы ведь не хотим прощаться. Пока термос лежит здесь, мы будем любить друг друга.
Лекси тоже захотелось сказать что-нибудь важное. Минута казалась такой волшебной, полной значимости, она навсегда ее запомнит.
— Никаких прощаний, — сказала она.
Взгляд, которым они обменялись, сказал все: и печальную правду о скором расставании, и то, что они любят друг друга, и сладкую надежду, что в будущем многое уцелеет, и эти три подростка, стоящие под лунным светом, сдержат обещание о вечной дружбе.
Они опустились на колени, гораздо выше линии прилива, и у основания старого дерева вырыли в песке глубокую яму, докопав до холодной серой глины, и опустили туда термос.
Лекси хотелось продолжить, хотелось поговорить о будущем, но они проделали процедуру молча. Когда термос зарыли, песок казался нетронутым. Время для слов прошло.
В начале июня сад был чудесен. Впервые за целый год Джуд наконец-то могла расслабиться, наслаждаясь результатами своего труда. Она видела, что ее тщательное планирование и разумная обрезка оправдались. Клумбы цвели пышным цветом — и розы размером с блюдце, и растрепанные желтые пионы, и остроконечные пурпурные дельфиниумы. Темно-зеленый английский самшит, с которым она столько провозилась, обещал стать достопримечательностью сада. А над всеми растениями буйно цвела золотистым цветом хурма виргинская; совсем как на картине Моне, будто слегка не в фокусе на фоне живого голубого неба.
Джуд видела, что сад разрастается, растения не мешают друг другу. Скоро, может быть даже в следующем году, она будет готова открыть свою гордость и радость на обозрение любителям садов.
Она сняла грязные перчатки и выпрямилась. Пьянящий аромат роз удержал ее на месте чуть дольше, чем она хотела. Все вокруг дышало покоем. Каждая травинка, каждый цветок, каждый куст был высажен по ее плану. Если ей не нравилось то, как какое-то растение разрасталось или цвело, она выдирала его с корнем и заменяла другим. Она была королевой этого царства, полностью ею подчиненного и потому ни разу ее не разочаровавшего.
Но не только сад способствовал ее благодушию. До тех пор пока двойняшек не приняли в университет, она даже не подозревала, сколько напряжения и сил требовал от нее выпускной год. Она бесконечно переживала из-за детей и за детей. То она боялась, что кто-то из них не успеет отослать в срок нужный бланк или совершит неисправимую ошибку, то ее тревожило, что они не сумеют учиться вместе. Теперь же к ней вернулся сон, и, как это ни удивительно, она радовалась их предстоящему отъезду из дома. Да, она по-прежнему волновалась за детей, по-прежнему расстраивалась, что ее гнездо опустеет, но весна осветила не только мрачное небо; весна осветила ей путь. Она теперь могла заглянуть и в собственное будущее, когда она станет капитаном и выберет для себя маршрут. Захочет — вернется в школу ландшафтной архитектуры; захочет — откроет лавочку и начнет торговать садовыми принадлежностями. А может быть, просто проведет все лето в шезлонге за чтением классиков, до которых раньше не дошли руки. Да что там, появись у нее такое желание, она может все лето потратить на комиксы.
От этой мысли ей стало легко и немного страшно.
Джуд взглянула на часы. Скоро три, а это означало, что дети вернутся из школы с минуты на минуту. Судя по прошлому месяцу, они будут не одни, а с целым роем старшеклассников, и все до одного снова поведут себя так, будто находятся слегка под кайфом. Вот что сделало с детьми псевдовзросление и предстоящее окончание школы. Они все на взводе, все переполнены эмоциями. Мальчики слишком громко смеются; девочки готовы удариться в слезы от малейшего пустяка.
Неудивительно, что чувства накалены в эти первые золотые дни лета. Говоря словами баллады Сэма Кука, грядут перемены, и все это знали, чувствовали приближавшееся горячее дыхание будущего. Большинство детей острова учились вместе еще с начальной школы и за это время крепко сдружились. И теперь они разрывались между желанием остаться здесь, где жизнь спокойна, где все знакомо, и стремлением улететь далеко-далеко, чтобы проверить крылья, которые лишь недавно выросли. Каждый день, каждый час приближал окончание школы. И они хотели надолго запомнить это стремительно уходящее время. Для них самым важным было как можно чаще собираться вместе. И это пугало их родителей. Вечеринки следовали одна за другой.
