— Вы обвиняете меня в том, что я занижала ей оценки?
— Уверен в этом. Но сейчас мы судим не вас. Тройку по химии в восьмом классе можно пережить, это не конец света. Но раз у Юламей Королевой такие блестящие успехи по другим предметам, скажите, не обращались ли к ней за помощью другие дети? Подсказать? Дать списать? Что-то в этом роде.
— Нет.
— Нет, — задумчиво повторил за ней Ямпольский. — Хорошо, я, пожалуй, обращусь за ответом к ним самим.
В суд стали вызывать одноклассников Юламей. Они врали, путались в показаниях, уверяли, что она вела себя вызывающе, но, когда их просили уточнить, что они под этим понимают, говорили, что она держалась особняком и ни с кем не дружила. Ямпольский ждал. Наконец вызвали девочку, которую Юля подозревала: Светлану Горшеневу. Горшенева повторила то же самое, что уже говорили до нее другие дети, но была более откровенна. Заявила, что Юламей «сама нарывалась» и что «нечего было ломаться».
Ямпольский поднялся.
— У меня есть несколько вопросов к этой свидетельнице, но прежде я хочу внести ходатайство о приобщении к делу еще одной материальной улики. Как мы помним, потерпевшая показала, что осталась в раздевалке одна, потому что не могла найти свою туфлю. Туфля обнаружилась за батареей парового отопления. Но она ведь не сама туда попала. Следствие нашло эту туфлю, с нее были сняты отпечатки пальцев. Не все они принадлежат потерпевшей.
У Светы Горшеневой забегали глаза, она стала озираться, стоя за свидетельской трибуной.
— Это вы спрятали туфлю? — напрямую спросил у нее Ямпольский.
— Мне нужно в туалет, — объявила она.
— Пожалуйста, судебный пристав вас проводит, — разрешила судья. — Перерыв десять минут.
Через минуту — судьи даже не успели уйти в совещательную комнату — пристав вернулся, таща за собой свидетельницу, которую ухватил пальцами повыше локтя, как воровку на сельской ярмарке. Он объявил, что она пыталась сбежать.
Свидетельницу водворили обратно на свидетельское место.
— Итак, это вы спрятали туфлю? — повторил Ямпольский.
— С какой стати?
— Это вам виднее. Отвечайте «да» или «нет».
— Нет.
— Я хотел бы, чтобы у свидетельницы взяли отпечатки пальцев.
— У свидетельницы нет адвоката, — возразила судья. — Следствие ее раньше не вызывало. У вас есть основания?
— Ваша честь, — поклонился Ямпольский, — у меня есть веские основания полагать, что на туфле обнаружатся отпечатки именно Светланы Горшеневой. Да, это делает ее соучастницей. Если ей нужен адвокат, я готов подождать.
— Да я могла случайно наткнуться на эту туфлю! — выкрикнула Света.
— Рукой? — осведомился Ямпольский. — Двумя руками? На туфле найдены отпечатки пальцев правой и левой рук. На батарее парового отопления — тоже. В весьма нехарактерных местах — в задней части секций. Да, вам нужен адвокат, Светлана. Но лучше просто сознаться. Облегчает вину.
Она обвела зал затравленным взглядом. Никто не пришел ей на помощь. В зале не было даже ее родителей.
— Это была просто шутка, — пробормотала она еле слышно.
— Расскажите нам поподробнее об этой шутке, — мягко предложил Ямпольский. — Вас попросили? Вы договорились? Чья это была идея?
— Меня заставили.
— Не надо лгать суду, Светлана, — посоветовал Ямпольский столь же мягко. — Вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. Не усугубляйте свое положение. Вы же взрослая девушка.
— Они меня попросили, — угрюмо буркнула Светлана.
— Врешь, сука! — донеслось со скамьи подсудимых. — Она сама это придумала!
— Порядок в зале! — Судья возмущенно застучала по столу молотком.
— Я тоже думаю, что это была ваша идея, Светлана, — сказал Ямпольский. — Такое мог придумать только свой человек в женской раздевалке. Может быть, вас кто-то надоумил?
Опять Светлана обвела глазами зал. Опять не встретила сочувствия и помощи.
— Почему я должна одна за всех отдуваться? Они меня попросили задержать Юльку в раздевалке. А уж с туфлей, да, это я сама придумала. Но я же не знала, что все так кончится! — добавила она жалобно. — Я думала, они подурачатся и все…
— Они подурачились, — подытожил Ямпольский. — Надо полагать, ваши первые показания насчет поведения Юламей Королевой в школе были ложью?
Она едва заметно кивнула.
— Говорите, пожалуйста, «да» или «нет». Секретарь не может фиксировать кивки в протоколе.
— Да, — сказала Светлана.
— Хорошо, пока это все. Может быть, у адвокатов обвиняемых есть вопросы?
Адвокаты обвиняемых, может быть, были бы и рады свалить всю вину на бедную Светлану, но понимали, что никто им не поверит. Не могла одна девушка подговорить четырех здоровенных парней на групповое изнасилование с особой жестокостью.
Между тем трое основных фигурантов продолжали упорно отпираться. Просто захотелось побаловаться. Заодно проучить возомнившую о себе сучку. Ситуация вышла из-под контроля. Бывает. Ничего такого особенного они не имели в виду. Правда, все это они говорили не сами, а доносили через своих адвокатов в значительно смягченном виде, но смысл был именно этот. И никто на сей счет не заблуждался.
С самого первого дня зал суда заполняли молодые люди весьма определенного вида: коротко стриженные или бритые наголо, в черных косухах. Они так бурно выражали свою поддержку подсудимым и свое недоумение по поводу того, из-за чего такой сыр-бор, почему русским парням нельзя позабавиться с черномазой сучкой, что судьям пришлось выставить их из зала. Напоследок Ямпольский успел сказать им, что они плохо знают свои расовые законы: им бы следовало разобраться как раз с русскими парнями, запятнавшими чистоту арийской крови.
Они не ушли. В зал их больше не пускали, но они стали устраивать свои пикеты на улице перед зданием суда. Шумели, вскидывали руки, грозили расправой Ямпольскому, Элле и, конечно, самой Юламей. Как ни странно, милиция на них реагировала вяло, точнее никак не реагировала. И тут на защиту Эллы Абрамовны Королевой встал дипломатический корпус. К этому времени уже многие ее выпускники занимали видные должности в посольствах своих стран в Москве. Они создали пул охранников и машин: каждый день Эллу и Юлю подвозил в суд и увозил из суда автомобиль с посольским флажком. Бритоголовые бесновались.
Вернулась в Москву и Карола Зигель, давняя подруга Эллы по общежитию в УДН. Теперь она была журналисткой, корреспондентом «Франкфуртер рундшау». Правда, она специализировалась на экономических темах, но, узнав о суде, разыскала Эллу и предложила свою помощь. Она первая написала о деле Юламей Королевой в прессе, разумеется, заменив имя инициалами. Первая статья положила начало целой серии очерков о проявлениях ксенофобии в России. О скандале узнало и московское, и федеральное правительство. Дело было взято «под личный контроль».
