Да еще эта пословица.
Вот уже пять лет Жюли снова и снова твердила ее себе. Наверное, он впервые не успел закончить фразу…
Впервые…
И это позвякивание…
Прошло несколько дней…
Жюли уже давно привела в порядок Людовика, а массажиста все не было. Ощущение пустоты, разверзающейся в ней, с привкусом нетерпения. Она ждала его.
Ромэн опоздал на полчаса. Никаких объяснений. Наверное, была какая-то помеха? Другой маленький пациент?
Ромэн Форестье говорит очень мало. Он сосредоточен на своей работе, редко улыбается, лишь иногда смотрит на Жюли. В голосе этого человека, в его взгляде, в поведении есть что-то умиротворяющее. И это тоже загадка для Жюли. И всегда это тихое позвякивание под его футболкой, когда он массировал Людовика, заставлял его отяжелевшие спящие руки и ноги совершать различные движения.
У него между бровями залегла глубокая прямая складка. Она тянется вертикально вверх на несколько сантиметров. Это придает ему сосредоточенное и серьезное выражение. Вокруг глаз лучатся мелкие морщинки. И две полукруглые глубокие борозды по обеим сторонам губ – стражницы его широкой улыбки.
Жюли пыталась представить его себе вне работы. Как он живет? Женат? Есть ли у него дети? Ходит ли он в кино, встречается ли с друзьями? Какой у него характер? Всегда ли он серьезен, как здесь, в палате, или становится весельчаком, стоит ему сбросить белый халат?
Про интимную жизнь человека на его лице не прочтешь. Порой кажется, ты обо всем догадался, а потом оказывается, что ошибся.
Обручального кольца у него нет. Возможно, на работе он снимает его. Из гигиенических соображений и для удобства массажа.
Жюли резко поднялась и отошла к окну. Как она может задавать такие вопросы, когда Людовик в больнице, в коме, с тяжелыми осложнениями после аварии, случившейся всего несколько дней назад? Стыдно, стыдно думать о чем-то, кроме своего малыша, стыдно думать об этом мужчине.
В стекле она заметила отражение Ромэна, который, продолжая делать свою работу, спокойно смотрел на нее. Потом он снова повернулся к Людовику:
– Знаете, когда я берусь за какого-нибудь малыша, я стараюсь узнать о нем побольше… Не могли бы вы написать мне небольшой доклад о вашем сыне?
– То есть?
Жюли обернулась и оперлась о подоконник, не решаясь подойти ближе. Надо соблюдать дистанцию, чтобы избавиться от тех нелепых мыслей…
– Описать его характер, привычки, привязанности, умственные и физические способности. Что хотите. Очень важно, чтобы к моменту, когда он очнется, я был уже хоть немного знаком с ним. Чтобы он не слишком растерялся.
– Вы будете работать с ним, даже если его переведут в другое отделение?
– Обычно в таких случаях, когда ребенок выходит из комы, он еще некоторое время остается здесь, чтобы выплыть на поверхность, а затем его переводят в отделение реабилитации. Нам предстоит провести вместе много времени… По меньшей мере несколько месяцев, иногда это занимает несколько лет, в зависимости от того, насколько серьезны нарушения и насколько быстро идет прогресс… Простите, что мне приходится говорить вам об этом, но какое-то время вам придется потерпеть меня.
Жюли улыбнулась и стала незаметно двигаться к постели Люка.
– Наверное, скорее, это вам придется терпеть нас.
– Не беспокойтесь, я выносливый.
Улыбки.
– Когда мы узнаем, сможет ли он ходить?
– Подождите, не все так быстро. Надо дать ему время. Сначала – чтобы очнуться.
– Я беспокоюсь, что будет потом.
– Я вам уже говорил, что бы ни случилось, мы справимся. Может, с некоторыми оговорками, но справимся. А дети обладают невероятной жизненной силой. Они быстро приспосабливаются к новым условиям жизни. В этом возрасте дети удивительно быстро усваивают новые навыки, вот увидите.
Жюли смотрела, как он поудобнее устраивает Людовика в кровати. Как и в прошлый раз, закончив сеанс, он слегка погладил его по щечке.
– Я рассчитываю на ваш небольшой доклад. Сможете подготовить к понедельнику?
– Я буду писать его здесь, мне понадобится выкроить для этого время. – Жюли улыбнулась массажисту.
Ромэн, как всегда проницательно, взглянул на Жюли. Улыбка сделала заметней складки у рта, проявились морщинки вокруг глаз.
Когда он вышел из палаты, Жюли еще некоторое время ощущала его взгляд, он отпечатался в ее памяти, как след на влажном песке, пока его не смоет волна.
В понедельник Жюли протянула Ромэну конверт, не дав даже времени подойти к постели Людовика. Пораженный его толщиной, врач взвесил его на руке. Обычно родители набрасывают несколько слов на клочке бумаги. Жюли заглавными буквами вывела «ЛЮДОВИК», не поленившись для каждой буквы менять цвет карандаша. Кроме того, она нарисовала несколько бабочек, солнце и цветочки в траве…
Мы же можем помечтать, правда?
Удивленный взгляд Ромэна встретился с улыбкой Жюли – гордой и взволнованной. Кажется, будто с этим конвертом она вручила ему частицу жизни сына. Она вернула его к жизни – жизни, изложенной на бумаге; но это позволило ей побродить по своим воспоминаниям.
Ромэн не мог решиться сложить конверт, чтобы спрятать его в карман, поэтому пока он положил его на столик возле кровати:
– Спасибо. Прочту на свежую голову.
– Это я должна сказать вам спасибо. Мне очень помогло…
Сеанс, как всегда, прошел в молчании. У Жюли на губах по-прежнему играла улыбка. Бороздки Ромэна казались чуть заметнее. И повсюду порхали ангелы. Их было полно. Просто какой-то фестиваль, воздушный балет, парад херувимов.
Вечером Ромэн дождался, когда Шарлотта уснет, и устроился на диване. Лампочка в гостиной была слабенькая, но этого хватило. От яркого света слова могли бы выцвести.
Он открыл конверт. Жюли его не заклеила.
Когда он развернул листок почтовой бумаги, ему на колени выпала фотография. Людовик с мамой на берегу моря. Похоже на Бретань. Лицо ребенка освещено широкой улыбкой. Жюли смотрит на него.
«Людовик родился чуть больше трех лет назад. Несколькими этажами ниже, чем он сейчас находится. Окно было приоткрыто, и за ним пели первые весенние птицы.
Отца нет. Его не было уже тогда, когда Людовик был всего лишь скоплением клеток.
Несколько миллиардов клеток спустя он решительно открыл глаза и посмотрел на мою еще мокрую от его вод кожу. Взгляд у него был глубокий, в нем можно было утонуть… И сегодня тоже его отсутствующие глаза заставляют меня идти ко дну…
В тот прекрасный момент со мной была моя подруга детства. Две феи склонились над его колыбелью, чтобы пожелать ему счастливой и спокойной жизни. Нам следовало серьезно подумать, прежде чем несколько раз взмахнуть волшебной палочкой… Не так ли? Или же не хватало еще одной феи, чтобы все получилось? А может, колдунья пришла так, что я ее не заметила, и подкинула в колыбель моего спящего Люка злой жребий?
