В этот момент Саша почувствовала, что ее желание увидеть себя зарождается внутри с новой силой.
— Зеркало? — услышала она голос Кристины и поняла, что молчит уже довольно долго.
— Кристина, послушай… Это глупо, я ведь все равно когда-нибудь себя увижу. Не сейчас, так через час. Я… Я тебе обещаю, я клянусь тебе, все будет нормально. Поверь мне…Кристина, пожалуйста, Кристиночка!
— Да о чем ты, Сашка? — Кристина, казалось, совершенно искренне не понимала смысла этой подобострастной преамбулы.
— Зеркало. Дай мне, пожалуйста, зеркало.
— Зеркало? Сейчас, — как ни в чем не бывало, Кристина расстегнула «молнию» на сумке и немедленно извлекла оттуда черную атласную косметичку.
Через минуту зеркало было у Саши в руках.
Распахнув дверь, Кристина огляделась по сторонам и, увидев Владимира, буквально рухнула ему на грудь. Плечи ее вздрагивали. Она плакала беззвучно, как будто потеряв голос, и он гладил ее по волосам, не зная, где найти слова, чтобы ее успокоить. Но все слова, все нужные и важные слова почему-то напрочь исчезли из его памяти, и он только повторял, в глубине души ненавидя себя за это глупое бормотание:
— Не плачь. Ну, не плачь, пожалуйста…
— Уеду, — она наконец подняла мокрое от слез лицо и посмотрела мимо, куда-то вдаль. — Уеду, завтра же. Не могу больше. Никаких сил не осталось.
— Уедешь? Куда ты уедешь? — удивленно спросил он.
— К себе, в Михайловку. Я же не местная. Просто училась здесь в университете, да и прижилась. Вернее, не прижилась. Совсем не прижилась, как ни старалась.
— Не местная, — после недолгого молчания проговорил Владимир и замолчал. Он почему-то сразу поверил в то, что так и будет на самом деле, что Кристина сегодня же, или, в крайнем случае, завтра, соберет вещи и уедет. Что Кристины больше не будет, и он останется — один. Что больше некому будет успокаивать его — каждый день, каждую минуту, как маленького ребенка. Невозможно было представить себе, что этой девушки, которую еще несколько дней назад он даже не знал, больше не будет в его жизни.
Он хотел сказать ей об этом, о том, что понял, только сейчас понял, насколько трудно теперь представить ему свою жизнь без нее. Но, как это обычно случается, не смог подобрать слов. С большим трудом он смог выдавить из себя только:
— Кристина, а как же… — и замолчал, уставившись на нее, не мигая, надеясь, что больше не придется ничего говорить, что она поймет его и скажет, что чувствует то же самое…
— Не знаю, — ответила она, вытирая застывшими руками слезы с лица, и он сразу догадался, что она сейчас говорит о Саше. — Понятия не имею. Но я ведь тоже не железная. У меня просто больше нет сил. Я не могу, не могу больше…. Если бы ты знал, каких усилий мне стоило сегодня увидеть ее и не закричать от ужаса. Она ведь без бинтов. Лицо все в шрамах. Глубокие, темно-бордовые, фиолетовые… Я даже представить себе не могла, что это будет настолько ужасно… А она — смотрит на меня, глаза все те же, представляешь себе ее синие глазищи? Смотрит, живая, а я не могу, мне провалиться хочется. Исчезнуть, в воздухе раствориться. Знаешь, в ту минуту, когда я ее увидела, подумала — уж лучше бы я не жила на свете. Лучше бы меня совсем не было, чем такое! Господи, у меня нет больше сил. Нет сил больше.
— Кристина, — он снова притянул ее к себе, и она подалась, легко, не сопротивляясь, спрятала свое лицо у него на груди. — Кристина, прости меня.
— Тебя? За что, Володя? — тихо спросила она, не поднимая глаза. — Если бы не ты, я бы, наверное, точно с ума сошла.
Он вздрогнул от этих неожиданных слов и не поверил ей. Почему-то казалось, что Кристина снова, как обычно, как всегда, просто утешает его. И от сознания этого ему стало еще тяжелее. Чувство вины перед этой девушкой стало еще более ощутимым.
— Не правда. Все это время я вел себя, как сопливый мальчишка, как слабый ребенок, а ты… Ты даже представить себе не можешь, какая ты. Необыкновенная. С тобой все кажется… светлым.
Она отстранилась и, глядя мимо него, прошептала:
— Не могу. Боюсь туда возвращаться. Знаешь, когда я дала ей зеркало…
— Ты дала ей зеркало?
— Она меня попросила. Сама попросила. Она сегодня с девушкой из соседней палаты подралась. Из-за зеркала.
— Саша? — Владимир не мог поверить ее словам.
— Саша, — кивнула Кристина. — Знаешь, все это время она как замороженная была. А сегодня — не знаю, что на нее так подействовало, наверное, известие о выписке. Сегодня она — как сумасшедшая. Она вся — другая. Вся, только глаза остались. Я так боюсь за нее. Я не знаю, как себя вести. Не знаю, что говорить, что делать, а чего не делать. Она попросила зеркало — и я ей дала.
— И как она?
— Она… Она взяла зеркало, поднесла к лицу, стала смотреть… О, Господи!
Дрожащими пальцами Кристина достала из сумки пачку сигарет. Владимир помог ей прикурить и молча ждал, когда Кристина снова сможет говорить.
— Знаешь, с этого момента стало вообще ничего не понятно. Она смотрит и смотрит. Не знаю, сколько времени прошло, а она все смотрит, не мигая. А я стою и чувствую, что у меня ноги подкашиваются. Как это я на пол не свалилась. Она долго так смотрела, очень долго. Ни слова не сказала, даже не вздохнула ни разу. Потом опустила зеркало вниз, посмотрела на меня. Только знаешь, как будто и не на меня. И улыбнулась… Улыбнулась так просто, как будто снова свои стихи где-то услышала. Знаешь, она иногда так раньше улыбалась. И так жутко стало от этой улыбки, так страшно. А потом она взяла у меня телефон.
— Телефон? — Владимир, словно в оцепенении, повторял слова Кристины. Нарисованная ею картина представлялась ему настолько отчетливо, что он и сам почувствовал примерно то же самое, что чувствовала Кристина — страх. Парализующий страх, сковывающий не только душу, но и тело, не позволяя пошевелиться и даже вздохнуть. — Для чего ей телефон? Думаешь, она решилась?…
— Ей больше некуда звонить, — подтвердила его предположение Кристина. — Да я ведь и сама сколько раз ее об этом просила, настаивала. А теперь — уж и не знаю, стоило ли…
— Она сама попросила тебя уйти?
— Нет, — Кристина отрицательно покачала головой, — я просто не выдержала. Мне казалось… Знаешь, так глупо все это, но в какое-то мгновение я вдруг подумала, что если я сейчас уйду, если я перестану видеть это, то этого не будет. Не будет этой палаты, не будет Сашки со шрамами на лице. Ничего не будет. Может быть, зря я ушла?
Владимир молчал. Он знал, что на месте Кристины точно так же сбежал бы из палаты. Просто сбежал, не в силах присутствовать при том, что происходит. Но, может быть, на самом деле, было более разумно в данный момент оставить Сашу одну, не мешать ей своим присутствием? Может быть, одной ей будет легче? Может быть… а может быть, и нет. Если бы только знать.
