— О Корделл… — Голос ее дрогнул. — Ты не забыл!
— Ну что? Все так, как ты тогда придумала?
Не было больше грязи и запустения. Стены и потолок сверкали белизной, окно было промыто до кристальной прозрачности, пол выложен дубовым паркетом, темный цвет которого оживляли красно-бело-синие краски ковра. Старинная металлическая кровать гигантских размеров с роскошным белым покрывалом и мягкими подушками была повернута в сторону окна. Можно было, не вставая, видеть озеро, звезды и луну. Все было так, как виделось ей в девчоночьих мечтах.
— Как красиво, — прошептала наконец Уна.
Она прошлась по комнате, распахнула приоткрытую дверь, за которой в лунном свете сверкал фарфор изящно обставленной ванной комнаты. Обернувшись, она обнаружила Корделла стоящим у нее за спиной.
— Я сделал это для тебя, Уна, — хрипло проговорил он. — Теперь это твое. Здесь ты можешь быть одна. В доме пока будет тесновато. Ведь там придется еще разместить мисс Уайт. Мы пристроим две дополнительные комнаты, и еще я собираюсь утеплить дом на зиму. На все это потребуется какое-то время.
Из всего сказанного Уна уловила только слово «одна». Значит, это место для нее одной? Сердце ее готово было разорваться от отчаяния. Она всхлипнула и отвернулась к окну.
— Уна, что случилось? — с тревогой воскликнул Корделл.
— Я не поняла, — сквозь слезы промолвила она. — Ты что, это место предназначил для меня… одной? Я думала…
Он взял Уну за плечи, повернул к себе и завладел ее руками.
— О чем ты думала?
Любовь и отчаяние заставили ее сказать все без утайки.
— Я думала… — Она запнулась и совсем уже упавшим голосом продолжила: — Я думала, что ты строил это для нас. Помнишь, в ту ночь, когда ты принял мое предложение, я сказала, что наш брак будет фиктивным. Именно так я и считала тогда. Теперь все изменилось. У меня больше нет секретов от тебя, Корделл.
Мне не нужно скрывать от тебя мою девственность, добавила она про себя, надеясь, что Корделл поймет ее без слов.
— Ты говорил, что придешь ко мне в первую брачную ночь. И когда мы танцевали, ты так обнимал меня и так смотрел, что мне казалось: ты желаешь меня. Я подумала, ты хочешь, чтобы мы были вместе.
Корделл сжал ее руки так сильно, что она поморщилась. В лунном свете она увидела в его глазах страдание.
— А ты хочешь, чтобы мы были вместе?
Слезы Уны хлынули потоком, рыдания душили ее, она с трудом сумела выговорить слова, которые необходимо было сказать:
— Я всегда об этом мечтала.
— Ты любишь меня?
— Я всю жизнь любила тебя!
— Значит, — произнес он дрожащим голосом, — ты простила меня?
Слезы заливали лицо Уны, она чувствовала их соленый вкус на губах.
— Простить тебя, — шепнула она, — мне легче всего.
— О Господи!
Корделл сжал Уну в объятиях и уткнулся лицом в изгиб ее шеи. Губы его дрожали, прикасаясь к ней. Щека вдруг стала мокрой, и Уна поняла, что он тоже плачет. Он так крепко обнимал ее, что она едва могла дышать.
— Я тоже хотел, чтобы мы были вместе, давно хотел. И, конечно, эта комната предназначалась для нас с тобой. Но сегодня, когда Эмили открыла мне глаза и я понял, как неправильно судил о тебе, как мучил тебя и заставлял страдать, я поклялся, что поступлю так, как ты захочешь, Уна. Если ты решишь, что наш брак будет фиктивным, я не буду настаивать на своем. Я недостоин тебя и не заслуживаю твоего прощения. Неужели ты забудешь, как жестоко я обращался с тобой?
— Это все в прошлом, Корделл.
Он поднял голову и обхватил ее лицо ладонями, не сводя с нее глаз, в которых стояли слезы.
— Что-то очень дорогое ушло из моей жизни с потерей твоей дружбы. Но мне всегда казалось, будто было что-то еще, неизмеримо большее. Я никак не мог понять, что же это. И никогда не понимал, почему одна мысль о том, что ты могла быть с другим, приводила меня в ярость. — Он погрузил пальцы в ее шелковистые волосы. — Когда в то лето мы с Дейзи приехали на озеро, я еще был ослеплен любовью к ней. Но и тогда при виде того, как ты бежишь по пляжу навстречу, чтобы обнять меня, такая прекрасная в своей чистоте, сердце у меня болезненно сжалось. Я не мог логически объяснить эту боль. В тот момент я лишь подумал: не хочу, чтобы ты когда-нибудь стала другой. Теперь я понимаю: то, что я тогда испытывал, и было любовью. Самой прекрасной и истинной любовью, которая начинается с дружбы и чудесным образом переходит в нечто большее. Мне бы задуматься тогда, дорогая, но я этого не сделал. Никогда не прощу себе, что посмел заподозрить тебя! Теперь я хорошо знаю, Уна, что люблю тебя такой любовью, которая не идет ни в какое сравнение с тем чувством, которое я испытывал какое-то время к Дейзи.
Уне казалось, что от счастья у нее вырастают крылья, которые возносят ее в вышину, где она сможет дотронуться до звезд.
— Я уже в раю, Корделл? — шепнула она.
Его широкая улыбка могла бы осветить даже безлунную ночь.
— Да, мой ангел, мы оба в раю, в нашем раю.
В глазах Уны, еще блестевших от слез, светилась любовь, которую она вынуждена была долгие годы скрывать глубоко в своем сердце.
— Как долго я ждала, пока ты повзрослеешь, Корделл Паркер!
Он засмеялся так радостно, так молодо, что сердце Уны запело от восторга. Свершилось! Чудо свершилось!
— И ты никогда не уставала ждать? — Он нервно теребил перламутровую пуговку глухого ворота ночной рубашки, не сводя с Уны любящих глаз.
— Никогда.
Он насмешливо поднял брови.
— А как же Патрик Трентон? И все те любовники по пятницам, которые так раздражали твою бабушку?
— Приятели, Корделл. Все они просто приятели.
— У меня кулак чесался по твоему хирургу, когда он поцеловал тебя в ресторане. Ты моя женщина, только моя, черт возьми, и я никому на свете тебя не отдам!
— Так вот что заставило тебя передумать и принять мое предложение! — Сердце Уны забилось сильнее, как только Корделл начал расстегивать пуговки ее ночной рубашки. — Ты так же приревновал меня к Патрику, как я тебя к Розали.
— Значит, я был прав? Ты разозлилась, когда она…
— Разозлилась? Господи, да я готова была выцарапать ее бесстыжие глаза!
— Именно эту цель я и преследовал! — самодовольно проговорил Корделл.
— О Корделл! — Уна счастливо улыбнулась и обвила руками его шею. — Никто никогда не встанет между нами, моя летняя любовь!
— Моя вечная любовь! — Глаза его затуманились желанием, он поднял Уну на руки и понес на кровать.
— Если бы я знала, что мы будем сегодня вместе, — шепнула она, — я бы нарядилась в черный шелк.
Горящий взгляд обжег ее.
