— Моя вечная любовь! — Глаза его затуманились желанием, он поднял Уну на руки и понес на кровать.
— Если бы я знала, что мы будем сегодня вместе, — шепнула она, — я бы нарядилась в черный шелк.
Горящий взгляд обжег ее.
— Черный шелк может надеть любая, — хрипло сказал он. — Ты говорила, что у тебя нет подарка для меня? — Он бережно опустил Уну на постель и притянул ее к себе. — Ты не понимаешь, что твоя невинность — самый драгоценный для меня подарок.
Ночная рубашка соскользнула с плеча. Корделл бережно, но властно ласкал душистую кожу шеи, плечи, грудь.
— Ты помнишь, — тихо спросил он, — как я говорил, что хочу, когда буду любить тебя, чтобы твои волосы, разметавшиеся по подушке, серебрились в лунном свете?
— Помню, милый.
Корделл расправил шелковистые пряди на подушке.
— Ты прекрасна, — шепнул он, — ты еще прекрасней, чем я представлял.
— Ты мечтал об этом?
Он перецеловал каждую прядь ее волос.
— С тех пор, как мы снова встретились, много, много раз!
— А о чем еще ты мечтал? — лукаво и одновременно застенчиво спросила Уна.
— Я мечтал об этом. — Он поцеловал ее в лоб. — И об этом. — Он поцеловал ее в нос. — И об этом…
Губы Корделла приникли к ее губам. Уна и не представляла, что можно целовать так, как он. С восторженным всхлипом она обвила руками его шею и отдалась настойчивой властности его желания. Он овладел ею с любовью и утонченным искусством, увлекая за собой в чувственный рай, где прошлым обидам и старым летним секретам места не осталось.
Но позже, когда на небе заалела утренняя заря, а Уна почти заснула в объятиях Корделла, тревожная мысль вдруг разбудила ее.
— Ты спишь? — шепотом спросила она.
— Нет, — сонным голосом ответил он, — не сплю.
Уна прижалась губами к его уху.
— А что с тетей Элисон? Твой адвокат уверен, что теперь все будет в порядке?
С сонным ворчанием Корделл приподнялся на локте. Хотя глаза его были полузакрыты, она углядела в них не только вновь пробудившуюся страсть, но и какое-то затаенное лукавство.
— Корделл, в чем дело?
— Элисон… э… прекратила дело. Собственно, ее решение возбудить дело об опеке было необдуманной реакцией на новость, что я поселюсь здесь. Как только у нее появилось время все обдумать, она поняла, что меньше всего ей хотелось бы обременять себя заботами о ребенке.
Уна прищурилась.
— И когда ты это узнал?
Корделл пожал плечами, избегая встречаться с ней глазами.
— Накануне свадьбы.
— Накануне свадьбы? Почему же ты не сказал мне? — Внезапно ее осенило. Она села на постели и пристально посмотрела на Корделла. — Значит, тебе не обязательно было жениться? Ты мог бы отменить свадьбу! Или ты думал, что уже поздно?
— Никогда не поздно отменить свадьбу.
— Тогда почему?
— Потому что, любовь моя, ты сказала мне в тот день, когда сделала предложение, что я — последний мужчина на земле, за которого ты вышла бы замуж. Я боялся, что если бы ты узнала об Элисон, то все бы порушила. — Корделл смотрел на нее так серьезно, что Уна забеспокоилась. — Я не мог рисковать. К тому же, — в глазах его появились подозрительные огоньки, — я ведь обещал, что заполучу тебя в свою постель до конца лета, а я — человек слова.
О Боже! Уна внимательно всматривалась в черты любимого лица, снова и снова удивляясь чуду, которое привело его к ней.
— Ты обманул меня, негодник! — Она пыталась говорить недовольным тоном, но не могла скрыть охватившей ее от этого признания радости. — И за это, Корделл Паркер, тебе придется расплачиваться.
От его чувственной улыбки сердце Уны сладко заныло. Они вновь скользнули на подушки, и Корделл притянул ее к себе.
— Разумеется, — пробормотал он, — если я правильно понимаю, кредит вас не устроит, мэм?
— Мои условия суровые, платить сразу.
— Условия мне нравятся, и даже очень, — тихо произнес Корделл и добавил, улыбаясь: — К тому же нельзя начинать семейную жизнь с долгов.
Он заглянул в глаза Уны и, увидев в них ответный огонь, прильнул к ее губам таким страстным поцелуем, от которого сладкая дрожь пробежала по всему ее телу. Уна перевела дыхание и на мгновение застыла, предвкушая блаженство.
