– Зачем? – спрашивает он. – Зачем вновь пришла?
Иногда даже самые красивые и умные парни задают глупые вопросы. Ведь ждал же, ждал. Или ерничает? На самом деле я никогда не знаю, шутит ли он или говорит всерьез. Всегда слушаю его настороженно. И эта нервная, полностью поглощающая меня настороженность сродни возбуждению.
– А может, я просто извращенка, – со смехом отвечаю я. – Люблю соблазнять парней с именем Марк. Такой ответ тебя устроит?
Я несу несусветный бред, и мы оба хохочем, как умалишенные. Долго не можем справиться с этой коллективной истерикой. Мы с жадностью упиваемся этими безумными минутами, заполненными эмоциями, порывами и переживаниями, которые делают из парня и девушки влюбленную пару. Я с удивлением наблюдаю, как Марк – ироничный и неприступный Марк – заливается смехом из-за пустяков, словно мальчишка. Я привыкла видеть его в роли принца, романтичного Ромео, жестокого палача, – но самого Марка так близко я вижу впервые.
На кухне мой взгляд натыкается на два бокала с вином, которые все еще стоят там, где я оставила их накануне. Этот символ вчерашней грусти немного отрезвляет меня.
– Ты вредный! – нарочито хмуря брови, говорю я.
– А ты, типа, полезная? – продолжает смеяться Марк.
– Еще какая полезная!
– Во всяком случае, ты у меня не из обидчивых.
– Я? У тебя?
– Всегда поражался способности женщин цепляться к словам.
– Всегда поражалась способности некоего Марка сваливать всех женщин мира на мою бедную голову, которая и так взрывается от тяжести моих мелких мыслишек, – парирую я.
– Ого, а ты сегодня генерал…
Я хочу быть бесстрашной, легкомысленной и юной. Да-да, именно юной. Только сейчас, когда мне почти девятнадцать, я понимаю, что сама лишила себя всего того, чего так сильно теперь желаю. Слишком много думала и слишком долго ждала. Я хочу жить – упиваться радостью вместе с любимым, не думая о последствиях, потягивать вино, просто быть рядом, заглядывать друг другу в глаза, держаться за руки, целоваться. Мне хочется сейчас сказать об этом Марку, но даже сегодняшнее бесстрашие не позволяет мне сделать это – на подвиг я так и не решаюсь.
* * *
– Вчера я был неправ, – неожиданно говорит Марк, когда на экране плывут титры только что просмотренного фильма.
– Сама виновата, – слышу я собственный голос и думаю о том, что рядом с Марком всегда буду выступать в роли кроткой овечки. Судьба такая…
– Мир?
– Однозначно! – задорно констатирую я и игриво добавляю: – Погоди, мы сейчас как миримся: как мальчик с девочкой в песочнице или как супружеская пара?
Сказать «влюбленная пара» я не решаюсь.
– Как два дурака. А два дурака, как известно, пара, – смеется он.
– Спрыгнул! А если я тебе скажу, что хочу сегодня остаться, ты сильно удивишься? – наконец я решаюсь произнести вслух то, о чем думаю полвечера.
Сидя рядом, я боюсь повернуть голову в сторону Марка, чтобы увидеть его реакцию. Он молчит, и это ничего хорошего не предвещает. Я встаю в надежде, что стоя мне будет легче пережить неудачу, подхожу к столику, зачем-то беру пустой бокал и верчу его. Смотрю, как дрожат мои руки. Дурочка.
– Я ничего такого не имела в виду, – спешу произнести я, стараясь говорить насмешливо и не смотреть в его сторону. – Не бойся, приставать не буду.
Лучше бы я провалилась, здесь и сейчас, или еще раньше – как только в голову мне пришла идея остаться.
– Неужели ты думаешь, что ночью я заставлю тебя ехать куда-то после почти двух бутылок вина? – вдруг говорит он, когда я уже близка к отчаянию.
– Ну…
– Пойдем на балкон, подышим воздухом, – Марк дает мне шанс прийти в себя.
Однако там я вновь несу бог знает что о своих мечтах и жизненных целях, и делаю это с таким фанатизмом, с которым с парнями в принципе разговаривать нельзя. Под воздействием вина не могу остановиться. Но Марк вроде бы и не слушает меня; сидит у самого входа на балкон рядом с журнальным столиком, смотрит задумчиво вверх на звездное небо, иной раз – на пепельницу. Его тонкие длинные пальцы плавным движением стряхивают пепел с сигареты.
Старинный особняк в центре города, в котором расположена квартира Марка, – очень романтичное место для таких вечерних бесед, мысленно отмечаю я. Войдя в раж, я подхожу к декоративной вазе, установленной на парапете. Ее постамент выполнен в форме жемчужной раковины, которая намного шире основания вазы. Не знаю, что на меня находит, но мне, во что бы то ни стало, вдруг хочется сесть на этот шедевр из гипса. Может, хотя бы так я верну себе внимание Марка.
– Юль! – От его крика я чуть было не срываюсь вниз вместе с вазой. – Блин, уйди нафиг оттуда.
– Марк, ты чего…
– Ничего. Уйди, говорю.
Я начинаю рыдать сразу, не успев еще ни о чем подумать. Спустившись с парапета, сижу на корточках у стены и плачу. Реву, не ощущая слез. Сначала тихо, потом громко. Эмоциональный водопад: нет мыслей, нет обиды, нет злости – есть только слезы.
И вдруг я чувствую, как его руки ласково гладят меня по голове. Меня будто подхватывает облако счастья. Кажется, еще чуть-чуть – и я готова буду вечно вот так сидеть и плакать, только чтобы это счастье не прекращалось. Я ощущаю, как его пальцы нежно перебирают мои волосы. Он поднимает мое лицо к своему, смотрит мне в глаза с очень серьезным видом, затем берет за руки – и я чувствую себя маленькой девочкой.
– Прости, – говорит он.
– На меня никто никогда не кричал. Никогда.
– Прости. Я очень зол на себя.
– Да нет. Это я дурочка. Зачем мне эта ваза?..
– Не надо ругать себя, – спокойно говорит он, утирая мне слезы. – Ведь это я не предупредил тебя, что ее нельзя трогать.
Я поднимаю руку и прижимаю ладонь к его щеке, смотрю ему в глаза и молю о том, чтобы этот момент длился и длился. Передо мной – чуткий красивый парень, и сейчас мне кажется, что он любит меня. Всего секунда счастья, и в моей голове мелькает мысль, что в доступном Марке, в отличие от неприступного, меньше притягательности, зато больше тепла, которого я всегда была лишена.
– Пойдем спать, – говорит он, и я киваю.
Сегодня я – маленькая девочка, и это мне нравится.
* * *
Меня будит какой-то звук – резко вздрогнув, я сажусь на диване. Я в гостиной. Из комнаты Марка раздается легкий, едва слышный шум. Ищу на полу телефон, чтобы посмотреть время. Три часа ночи. Встаю, подхожу к зеркалу, чтобы оценить сонный вид растрепанной девушки в мужской футболке. Вроде бы не самая страшная красавица на свете, – решаю я и осторожно иду в соседнюю комнату.
Там тихо, только луч света падает с улицы. Марк что-то делает на балконе, но что именно, отсюда не рассмотреть. Я не спеша прохожу через комнату, стараясь не шуметь. Балконная дверь открыта настежь – я становлюсь на порожек и, приподнявшись на носочках, стараюсь разглядеть лист в руках Марка. Увы, бесполезно. Он подсвечивает его фонариком и что-то рассматривает.
