– Мои предки, – представила Зелда, – добрые и очень старомодные. Па ленив, как все мулаты, ма напоминает мне челнок швейной машины старой конструкции. Ма, это Томми. Он будет вскапывать грядки, стричь траву и кусты, ну, и вообще поддерживать в саду порядок. Но для начала принеси ему побольше мяса.
Садик был небольшой, но очень уютный, с фонтанчиком и рыбками, беседкой, похожей на индейский вигвам, несколькими рядами грядок со всевозможной зеленью и овощами. В первый день Томми вкалывал дотемна. Он расхаживал в плавках, с удовольствием ощущая кожей влажное тепло луизианской весны. Поужинав, улегся спать в беседке – так распорядилась миссис Крэмптон, собственноручно постелившая ему постель на кровати с железными спинками, которую он принес из сарайчика и собрал под ее руководством.
За неделю Томми загорел и окреп. Вместе с миссис Крэмптон он радовался тому, что садик его трудами преобразился.
Как-то вечером, когда он снял майку и шорты и уже собирался нырнуть под сетку от москитов, в беседку вошла Зелда. Она была в узкой белой юбке с разрезом и синем жакетике. Томми понял, что Зелда только вернулась с работы.
– Взяли Пола и его дружков, – сообщила она с порога. – Они раскололись с ходу. Признались, что одно время хранили травку на твоем чердаке.
– Но меня три месяца не было дома, – возразил Томми, так и оставшись стоять с поднятой ногой.
– Цыпленок, они клянутся, что это было еще до того, как ты загремел. Этот прыщавый Пол говорит, будто нарочно отодрал на крыше пластинку черепицы, чтоб смыло все следы. Орландо ему верит. У Орландо не голова, а настоящая мексиканская тыква без семечек. Собака унюхала в твоей берлоге остатки былой роскоши.
– Они могли хранить ее там в мое отсутствие, – продолжал отпираться Томми, чувствуя, как от страха покрывается с ног до головы липким потом.
– Ты один, а их пятеро. – Зелда подошла и положила руку ему на плечо. – Придется сделать ноги. Во второй раз в «Акапулько» не отправят. Эти мерзавцы постараются списать на тебя все грешки.
– Но ведь можно доказать… – начал было Томми и замолк, потому что Зелда вдруг положила ему на плечи другую руку и как-то странно посмотрела в глаза.
– Цыпленок, давай ляжем в кроватку и все обсудим.
Он безропотно подчинился.
Он наблюдал, как Зелда сняла юбку, потом жакет, аккуратно повесила их на спинку единственного стула и осталась в узких красных трусиках и туфлях на высоких каблуках. У нее была тонкая талия и высокая упругая грудь, но Томми не мог оценить ее прелестей – его обуял страх.
– Подвинься, – велела она, укладываясь с ним рядом. – Мне просто захотелось живого человеческого тепла. Этот ублюдок Орландо Лопес меня бросил. Знаешь, с кем он спутался?
– Нет, – машинально ответил Томми.
– С этой толстухой Ширли из отдела нравов. Смех один – сама шлюха. – Зелда выругалась по-испански. Томми знал, это очень нехорошее ругательство – его часто употребляла пьяная мать.
– Ты намного красивей ее. Я не перевариваю бледнолицых блондинок, – сказал он вполне искренне, хотя до сих пор вообще не задумывался над этим, потому что не имел никаких отношений с женщинами.
– Цыпленок, а у тебя не шевелится эта штуковина, что между ног? – вдруг спросила Зелда, и Томми понял по запаху, что она накурилась Эм Джей.[16]
– Нет, – сказал он. – Я очень боюсь Пола и его дружков.
– Ха-ха. – Она обняла его за шею и прижалась к его боку, положив согнутую в колене ногу ему на живот. – Тебе уже есть шестнадцать, верно?
– Да. Но я еще не пробовал с женщинами.
– Противный мальчишка. – Зелда приподнялась на локте, шутливо погрозила ему пальцем и вдруг больно впилась в губы. Когда язык Зелды коснулся нёба и стал нежно его ласкать, по его телу пробежала дрожь и он ответил на ее поцелуй.
– Вот. Видишь, как хорошо, – сказала она, наконец оторвавшись от него. – Неужели с мужчинами лучше?
– Не знаю. – Томми с трудом перевел дух.
– Ты занимаешься онанизмом, – догадалась Зелда. – Ну да, в «Акапулько» это считают детскими шалостями. И правильно делают. Я буду твоей первой женщиной, хочешь?
– У меня ничего не получится, – буркнул Томми. – Я как вспомню сержанта Лопеса…
– Дурачок. Думаешь, мне самой не хочется ему насолить? Ведь стоит ему тебя сцапать, и тебя заставят подписать бумагу – уж он-то знает, как это сделать. А так ему придется повозиться с этим Полом и его недоносками. Я уже кое-что придумала. Но сперва мы отомстим ему за меня.
Зелда вдруг легла на Томми, и он увидел прямо возле своего рта ее большие темные соски.
– Только чур не кусаться! – воскликнула она, ерзая животом по его груди. – Ты такой высокий и стройный, а этот мудило коротышка, да еще с брюшком. Я сейчас стащу с тебя плавки… – Она тяжело дышала и закатывала глаза. – О, совсем неплохо для первого раза, – шептала она, крепко сжимая ладонями его горячий фаллос. – С мужчинами тебе никогда не будет так хорошо… Они грубые и бесчувственные. Помедленней… Вот так. Остановись и потри мне эту штуковину. – Зелда положила указательный палец его правой руки на свой клитор. – Запомни: женщины это очень любят. Кому-то нравится, когда нежно, а кому-то наоборот… Ой, как ты меня распалил. Я сейчас кончу…
Зелда громко простонала и впилась ногтями в его плечи. Томми вдруг почувствовал приятное облегчение. Оно было похоже на то, какое он испытывал, когда занимался онанизмом, но сейчас ощущение было гораздо сильнее и пронзило все его тело.
– Здорово, – прошептал он. – Я и не знал, что это так здорово.
Зелда уже спала, прижавшись щекой к его плечу. Он вгляделся в ее лицо: пухлые, слегка вывернутые губы, широкий нос, чуть-чуть раскосые глаза под пухлыми веками. По сравнению с кожей Зелды его, Томми, кожа кажется почти белой. А ведь его мать еще темней, чем эта девушка. Отец, правда, был белым… Интересно, кто же все-таки на самом деле его отец? Неужели тот шериф, от которого всегда разило виски?..
Он вспомнил, мать говорила, его отец итальянец и капитан. Томми напрягся, вороша память. Он был совсем ребенком, когда к ним домой приходил молодой красивый мужчина с печальными глазами. Как-то он подошел к его кроватке, протянул к нему руки, но тут же опустил их и со вздохом отошел. Больше Томми ничего не смог вспомнить про этого человека. У матери всегда было много приятелей и почти все они хорошо относились к нему, Томми.
Он незаметно заснул. Когда проснулся, первое, что увидел, была Зелда. Она уже оделась и причесалась.
– Вставай, слышишь? Пока этот кретин Орландо ни о чем не догадался. Скоро начнет светать.
Томми мигом оделся.
Зелда велела ему лечь на заднее сиденье и лихо рванула с места. Она молчала почти всю дорогу, а он лежал, то и дело проваливаясь в сон. Почему-то теперь он думал о сержанте Орландо Лопесе без страха.
