Кэтрин снизу вверх завороженно смотрела на мужчину, склонившегося над ней, почти не веря своему счастью, и в горле у нее что-то сжималось. Она и сама не понимала, что с ней происходит. Хочется ей смеяться или плакать…
Закончив ее мыть, он спустил воду, чтобы сменить ее, и теперь с любовью оглядывал атласное тело Кэтрин, уже не скрытое покрывалом пены. Кэтрин с каким-то сладостным чувством давала ему разглядывать себя, нисколько не стыдясь своей сияющей наготы.
— Как же ты хороша! — произнес он.
Она улыбнулась и поманила его к себе:
— Теперь моя очередь. Непорядок: я чистая, а ты грязный…
Лорен по-мальчишески ловко перемахнул через край ванны. Они вновь наполнили ее ароматной водой. И теперь женщина мыла мужчину, пока его тело тоже не стало атласным…
Они только мыли друг друга, не предаваясь любовным играм. Лаская друг друга лишь легкими прикосновениями ладоней и мягких губок, лишь сияющими любовью взглядами. Сдерживая нарастающее желание, чтобы оно не затмило нежность… И это взаимное омовение превратилось в особый, изысканный вид ласк…
А потом Лорен обернул Кэтрин большим мягким махровым полотенцем, подхватил ее на руки и понес в спальню.
Постель уже была приготовлена невидимыми слугами. Благоухали идеально чистые простыни, мягкие подушки манили приклонить усталые головы. Сквозь неплотно задернутые шторы слабо пробивался луч от уличного фонаря. Комната была похожа на спальню из волшебной сказки, она показалась Кэтрин нереально прекрасной.
А Лорен был Принцем, что бы он там ни говорил. Он выглядел сейчас совсем юным. Гладкое тело, разрумянившееся от пара лицо, серебряные кольца влажных волос и глаза, огромные, серые, взволнованные глаза под черными, изломанными домиком бровями…
Самым восхитительным было то, что он не спешил. Каждое его движение было томительно медленным и осторожным. Каждый жест был продуман, чтобы обеспечить ее комфорт. Сначала он просушил и расчесал ее волосы и полюбовался ими, переливающимися в свете луны благородной платиной. И лишь потом осторожно снял с нее полотенце и уложил, как ребенка, на дышащую свежестью постель. А потом залюбовался ее розовым, разнеженным телом, ее разметавшимися по подушкам локонами, сиянием глаз из-под полуприкрытых от блаженной истомы век, нетерпеливым трепетом ресниц…
Налюбовавшись вдоволь, он начал ее целовать, покрывать поцелуями всю — от пылающих губ до налитых тяжким томлением бедер. Его поцелуи были легкими, как вздохи, а прикосновения вкрадчивыми и нежными. И только жар тела и прерывистое дыхание выдавали его страсть.
То, что испытывала Кэтрин, не было похоже ни на одно чувство из тех, что она испытала за свою жизнь. Если Билл делал ее Королевой, то Лорен поклонялся ей, словно Богине. И она в свою очередь боготворила его. Она не хотела его, а желала. И он желал ее. Аромат роз исходил от их тел. И то, что они чувствовали, не было ни похотью, ни животным инстинктом. Это были Любовь, Обожание, Чистейшая Страсть. И, позволив себе поверить в то, что все это не сон, Кэтрин ответила Лорену ласками своих губ, рук, языка, мягчайших волос — всего, что могло дарить наслаждение его восхитительному телу, накрепко забыв разницу между условными понятиями — пристойность и непристойность.
И только тогда, когда их тела и души наконец насытились лаской и переполнились блаженством, которое граничило с болью, а кровь превратилась в жгучие ручьи раскаленной лавы, только тогда они соединились. От избытка страсти их глаза светились во тьме. И, входя в Кэтрин, медленно проникая в глубины ее тела, Лорен не отрывал пылающего взгляда от ее глаз, проникал взглядом в ее душу. И в тот момент, когда его горячая, твердая и нежная плоть заполнила ее до отказа, а их души слились в одну, они одновременно испытали высочайший экстаз, на миг унесший их сознания в прекраснейший мир неведомого.
Они очнулись от трогательной земной музыки. За приоткрытыми окнами пиликали на своих маленьких скрипочках сверчки. Лорен и Кэтрин лежали, обнявшись, прислушивались к звукам своей первой ночи и ощущали, как тихое и огромное счастье окутывает их невесомым покрывалом, защищая от всех мирских невзгод.
Утром они спустились в столовую. К этому часу платье Кэтрин уже выглядело как новое. Джулия его привела в полный порядок. Кэтрин надела его, с удовлетворением отметив, что ее наряд совершенно не потерял своего вида. Увы, этого нельзя было сказать о брюках Лорена, павших жертвой их романтической прогулки. Что ж, как известно, без жертв не обходится ни одно приобретение. А за то, что он приобрел, Лорен был готов отдать не глядя всю коллекцию своих брюк.
Они сидели за огромным овальным столом напротив друг друга. Перед каждым стояло по два бокала. Один для сока, другой для воды. И целый набор ножей и вилок. Кэтрин чувствовала себя совершенно свободно, словно тысячу лет сидела за сервированным подобным образом столом. Ее совершенно не повергло в шок обилие столового серебра. Им принесли телячьи отбивные с запеченным картофелем. После бурной ночи аппетит у обоих был отменный. И хотя Кэтрин по утрам не привыкла к столь плотным завтракам, с удовольствием съела отбивную.
— Очень вкусно, — похвалила Кэтрин. — Я так не умею готовить, — заметила она.
— А тебе и не надо. Для этого есть Джулия. Она настоящий бог на кухне. Правда, Джулия? — обратился Лорен к служанке, стоявшей рядом с ним.
— Спасибо, мистер Хэтчер. — Джулия немного покраснела от смущения.
— Тебе спасибо. Что там у нас на десерт?
Джулия ловко поменяла тарелки и принесла восхитительный воздушный пирог с вишнями. Она все делала быстро и бесшумно.
И как только это ей удается? — подумала Кэтрин, глядя на девушку. И, не удержавшись, съела большой кусок вишневого пирога. Так и растолстеть не долго.
После завтрака Лорен хотел познакомить Кэтрин с домом, но она беспокоилась о детях. Правда, вчера она предупредила их, что не будет ночевать дома, но потом отключила телефон, чтобы ничто не нарушало ее счастья. И теперь ей хотелось поскорее узнать, как они. Ведь она еще ни разу не оставляла детей одних.
Когда Кэтрин вернулась домой, глаза ее просто излучали жизненную энергию. Ей хотелось петь, и она напевала какую-то песенку о любви.
— Наконец-то ты вернулась! — воскликнула Ноэль.
— Доченька, я такая счастливая! — Кэтрин была так поглощена своим счастьем, что не заметила напряженности в голосе дочери.
Она села на диван и вытянула ноги.
— А где Алекс? Почему я его не вижу? — вдруг насторожилась Кэтрин. Ее сердце неожиданно забилось в необъяснимой тревоге.
