— А как же! Мы оставили его за вами! — громогласно заявляет Тони. Он подмигивает Вэлери, словно теперь она тоже свой человек, и ведет их к столику на двоих в углу. Отодвигает стул для Вэлери, подает ей большое заламинированное меню и предлагает взять у нее пальто.
— Спасибо, но я пока посижу так, — отвечает она, ей все еще зябко.
Она смотрит на шевелящиеся губы Тони, пока тот перечисляет фирменные блюда заведения, но с трудом концентрируется на чем-либо другом, кроме Ника, который проверяет блэкберри. Она представляет слова на экране: «Где ты?» Или, может: «Когда будешь дома?» Но говорит себе, что ее это не касается, и, придя к этому удобному заключению, заказывает по рекомендации Тони бокал кьянти.
— А вы, сэр? — ждет заказа Ника Тони.
— То же самое.
Тони уходит, Вэлери кладет руки на стол, и они прилипают к недавно протертой клеенке в красную и белую клетку. Вэлери вспоминает напыщенное предостережение единственного среди ее поклонников юриста — никогда не заказывать вино в ресторанах с клетчатыми скатертями, бумажными салфетками и ламинированными меню. Через двадцать минут после начала их первого свидания она решила, что второго не будет.
— Видите, вы все же решили выпить, — замечает Ник.
Вэлери с недоумением на него смотрит.
— Вы сказали, что вам сейчас не до вина, — он понимающе улыбается, — когда оставили корзину.
— Ах да... — Вэлери пытается расслабиться или хотя бы казаться таковой. — Ну, видимо, настроение изменилось.
Ник как будто обдумывает ее слова, немного поворачивает свой стул, чтобы видеть Вэлери под другим углом, и затем, кашлянув, спрашивает:
— Почему вы не взяли?
— Что не взяла?
— Корзину.
Вэлери сглатывает и осторожно подбирает слова:
— Я не... доверяю... женщинам, которые ее принесли.
Он кивает, словно понимает, о чем идет речь, а потом удивляет Вэлери, сказав:
— Я тоже им не доверяю.
В ответ на ее озадаченный взгляд Ник поясняет:
— Они выходили из комнаты ожидания, когда я туда шел. И коротко с ними переговорил.
— Выходит, вы их знаете?
Он барабанит пальцами по столу и подтверждает:
— Да. Знаю.
Она едва не спрашивает откуда, но не делает этого, догадываясь — через жену. Ей не хочется идти по этому пути, она боится, что он замнется, отвечая, нарушит ритм их осторожной дружбы, указывая тем самым, на что-то нечистое в ней. Вэлери хочет верить в возможность настоящей дружбы, которая продолжится и после пребывания Чарли в больнице. Давно уже Вэлери ни к кому искренно не привязывалась, так давно, что готова была отказаться от этой мысли. Джейсон постоянно обвиняет ее в отсутствии желания, но она видит это дело по-другому. Это связано скорее с ее статусом работающей матери-одиночки, выпавшей из круга общения, в том числе женского. Она никогда не впишется в компанию матерей-домохозяек, населяющих Уэллсли, нет у нее времени и на дружбу с бездетными юристками из ее фирмы. И в основном это ее устраивало: сумела же она пережить разрыв с Лорел и старыми школьными подругами. Повседневная жизнь отвлекала ее от размышлений на темы о том, чего не хватает в ее жизни. Однако улавливая это сейчас — чувство подлинного товарищества, возбуждающего напряжения, какое возникает на грани знакомого и неизвестного, — Вэлери испытывает такую острую тоску, что у нее перехватывает дыхание.
Ник, по счастью, ничего этого, как видно, не замечает, а, наоборот, улыбается ей, словно они вспомнили какую-то лишь им двоим известную шутку, а затем продолжает:
— И даже если бы я их не знал, мне известен этот тип женщин.
— А что это за тип? — спрашивает Вэлери, наклоняясь вперед, желая услышать подтверждение, что он это понимает и они одинаково оценивают других людей, с одинаковой осторожностью воспринимают этот мир.
— О, давайте подумаем, — потирает подбородок Ник. — Эгоистичные. Неестественные. Зависимые. Их Больше волнует, какими они кажутся другим, чем то, какими являются на самом деле. Они изводят себя в погоне за вещами, которые не имеют значения.
— Правильно. — Она улыбается тому, насколько точно он уловил ее ощущение от Роми и Эйприл. Затем она выпаливает то, что у нее на уме: — Полагаю, они переживают, не подам ли я в суд. Особенно если знают, что я юрист.
— О, я думаю, они во всех подробностях выяснили, кто вы такая.
— Да?
— А на что еще им тратить время? — говорит он, глядя Вэлери в глаза.
— Выходит, вы все знаете? — спрашивает она, отвечая ему таким же взглядом. — Знаете, как... это случилось?
— Да, — кивает он. — Знаю.
Вэлери понимает, что Ник имеет в виду не общие сведения, собранные им как хирургом, не факты, понадобившиеся ему в ночь, когда привезли Чарли. Он говорит о том фоне равнодушия, о сплетнях, которые, она уверена, циркулируют в элитарном сообществе.
И точно, Ник добавляет:
— Бостон — маленький город, не так ли?
Вэлери кивает; честность и прямолинейность Ника вызывают у нее прилив чистого восхищения.
— Так что? — спрашивает Ник.
— Что — что?
— Вы подадите в суд?
Она качает головой, но тут приходит Тони с вином и брускеттой и быстро оставляет их снова, поняв, видимо, что разговор у них серьезный, личный. Они чокаются и делают первый глоток, глядя друг другу в глаза.
Опустив бокал, Ник говорит:
— Знаете, а я на вашем месте, может, и подал бы в суд. Они этого заслуживают. Какой идиот позволяет маленьким детям вот так играть рядом с костром?
— Поверьте, я понимаю. И я это обдумывала — подачу иска, — говорит Вэлери, стискивая зубы и изо всех сил подавляя ядовитую волну гнева, которой сегодня утром она позволила вырваться наружу. — Но... это не поможет Чарли. Это ничего не изменит.
— Понимаю, — говорит Ник, и они снова не торопясь делают по глотку вина.
— И потом, — она делает паузу, — это не в моем стиле.
— Я и это понимаю, — говорит он, словно они давние-давние друзья. Затем широко улыбается ей, и от этой улыбки в сочетании с вином на пустой желудок у Вэлери голова идет кругом.
Не сводя с Вэлери глаз, Ник указывает на тарелку с брускеттой.
— Пробуйте.
Она улыбается в ответ и перекладывает два ломтика жареного хлеба на свою тарелку, радуясь возможности отвлечься и надеясь, что Ник не догадывается, как он на нее действует.
— Думаю, — говорит Вэлери, передавая блюдо Нику и продолжая свою мысль, — положение матери-одиночки говорит не в мою пользу.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает он.
Она пожимает плечами, подыскивая слова для описания своего ощущения: что быть одинокой — значит вообще быть другой, это препятствие к дружбе, во всяком случае, к женской дружбе. Со времени учебы в школе она пришла к твердому убеждению: девочки ищут себе подруг в точности как они сами или таких, на кого хотят походить.
