А в общем-то ничего необычного не произошло. Пока. Еще раз скользнув взглядом по стоянке, Вольфер раскрыл папку, в которой лежала больничная карта с именем Натали Парнелл на обложке. Он посмотрел ее раз пять и собрался заняться тем же в шестой.
«Целых четыре месяца, – произнес он вслух, – куда могла провалиться девочка?» Ее наверняка отвезли в частную клинику, но недавняя проверка даже не навела их на след. Нахмурившись, Вольфер пролистывал толстую подшивку, пока не наткнулся на справку о выписке – подпись на ней была совсем неразборчивая. Кто-то все-таки должен знать – когда и почему?
Не успел Вольфер положить карту назад в папку, как человек, которого, собственно, он тут и дожидался почти полдня, появился из бокового выхода и направился к машине. Он ступал нетвердо, будто примеривал каждый шаг.
– Как всегда прячем бутылку, а, Лейн?
Вольфер следил за ним без отрыва. Он точно знал, как все будет. Если алкоголик начал пить с утра, он не остановится до вечера.
Сейчас было уже больше пяти, и доктор Майкл Лейн, неуверенно подойдя к машине, с трудом залез в нее, тронулся с места, едва не задев заднее крыло стоявшего рядом «мерседеса», и выехал со стоянки на улицу.
– Господи! – воскликнул потрясенный Вольфер. – И этот парень сегодня оперировал?
Вольфер ехал за ним, держась на расстоянии метров в двести. К счастью, машина Лейна шла теперь ровнее, а движение не было особенно оживленным.
– Ну, давай, Лейн, – пробормотал Вольфер, – сделай-ка какую-нибудь глупость.
Похоже, что Лейн услышал его и решил послушаться. На следующем углу он совершил незаконный левый поворот и проскочил знак «стоп».
Вольфер, просияв, включил фары, сирену и с нескрываемым удовлетворением произнес:
– Есть, попался! Опять.
Вернувшись домой в половине первого ночи, Джордан, осторожно отперев дверь, постарался прикрыть ее за собой как можно тише. В гостиной было темно, и он прошел на цыпочках, мягко ступая по ковру, очень надеясь избежать скандала.
Но на этот раз ему не повезло.
– Я не сплю. – Шейла неожиданно включила свет, не дав ему незаметно проскользнуть. На ней был купальный халат, небрежно стертая косметика размазалась по лицу, и Джордан с первого взгляда заметил, что она сильно пьяна.
Он посмотрел на нее с огорчением.
– Почему ты не ложишься?
– Жду тебя.
Он вздохнул и поставил на пол портфель.
Он так и не сумел притерпеться к ночным стычкам с Шейлой, которые затягивались глубоко за полночь.
– Я слишком устал, чтобы ссориться.
– А ты всегда слишком устал... чтобы делать, что угодно.
Джордан насторожился.
– Прошу тебя, ложись в постель.
– В чью постель? – зло прошипела она: – В твою или мою?
– Ш-шш... ты разбудишь ребенка. – Джордан начал подниматься по лестнице наверх.
– Может, и ему уже пора знать, что родители не спят вместе?
Сердце у Джордана оборвалось, он растерялся, не зная, что ответить, и молча продолжал медленно подниматься по ступеням.
Шейла посмотрела на него мстительно.
– Ты все еще любишь ее, не так ли?
Он спиной чувствовал ее взгляд. Ясно, что сейчас все начнется сначала, и она нарывается на ссору, которую он не в состоянии выдержать. Ему невыносимо ей лгать, причинять боль. Пусть она оскорбляет его как угодно, лишь бы оставила в покое. Сердце его заныло от жалости. Он виноват больше, чем она, и готов в этом признаться. Она изо всех сил старалась быть образцовой женой, но, чем больше она хотела ему угодить, тем сильней раздражала. Он просто ничего не мог с собой поделать. Она любила его когда-то, как умела, и он делал все, чтобы полюбить ее. Она была ему опорой, она утешала его, когда он отчаянно нуждался в сочувствии, и она была матерью его ребенка. И при всем том, Шейла так и не сумела завоевать его сердце в отличие от Натали, которая совсем не прилагала к этому усилий. Джордан давно оставил бесплодные попытки выкинуть из головы Натали. Он понимал, что очутился в ловушке и что только мысли о ней приносят ему хотя бы слабое успокоение. Жить с Шейлой стало невыносимо, но и уйти от нее было нельзя. А она знала, что он ее никогда не бросит, будучи порядочным человеком. Год за годом он давал себе слово, что еще постарается и станет наконец преданным мужем, и год за годом они все больше отдалялись друг от друга. Вначале она находила утешение, работая в своих общественных комитетах, потом – в развлечениях, а теперь, когда даже спасительное притворство, к которому они так долго с успехом прибегали, перестало помогать, – в бутылке. Дольше было уже бессмысленно цепляться за зыбкую надежду, что их отношения улучшатся. Они оба отлично знали, что теперь ничего не склеить, и Джордан каждый раз отчаянно проклинал себя, заметив в глазах жены страх. Он не мог ничем помочь ей. Он не мог помочь самому себе. Он даже испытал облегчение, узнав о ее первой измене, и не без удивления понял, что не имеет ничего против, тем более что она проделала все осторожно, так, что никто не узнал. Это было забавно – он не смог скрыть, что совсем не ревнует, ни капли, а его безразличие огорчило его самого только потому, что он видел, как оно огорчает ее.
Он почти добрался до лестничной площадки, умудрившись не вымолвить ни единого слова, но Шейла не желала сдаваться.
– Отвечай, черт тебя подери, ты ее по-прежнему любишь?
Джордан похолодел, но все равно ничего не ответил, подумав, что Шейла заходит слишком далеко. Она может крутить романы, сколько ей вздумается, но и он вправе жить в мире воображения, где у него осталось подлинное счастье и настоящая любовь.
– Джордан!
Шейла направилась к лестнице, но потеряла равновесие и, зацепившись за ножку журнального столика, упала на колени, всхлипывая как ребенок.
Джордан, разрываясь между чувством вины и состраданием к ней, подбежал и помог ей подняться. Она была совсем не в себе, и он повел ее в спальню.
– Ну давай же, Шейла, давай ляжем спать. – Я хочу спать с тобой, – бормотала она. Он не ответил. Осторожно взяв ее на руки, он понес ее вверх по лестнице и, войдя в комнату, уложил в постель. Она тихонько всхлипывала, пока он раздевал ее. Когда он уже повернулся, чтобы уйти, Шейла окликнула его:
– Джордан? – Голос у нее был жалкий, но менее пьяный.
Он замер в дверях.
– Что, Шейла?
Темную комнату насквозь пропитала тишина. Присмотревшись, он увидел, что дверь детской открыта, а возле его ног валяется плюшевый медвежонок. Джордан поднял игрушку и начал машинально поглаживать уютного зверя, ожидая, что скажет Шейла.
– Пожалуйста, не бросай меня никогда. Сердце его вновь сжалось от боли. Мгновение он смотрел на нее, вновь думая о том, можно ли ее любить, или хотя бы относиться к ней с пониманием и нежностью. Но ответ был ему ясен заранее, и его охватило ощущение безысходности.
