— Мы с ней разные, — обрывает меня он.
— Тогда почему ты был с ней?
— Я чувствовал себя в безопасности рядом с ней, — легко выдаёт Чернов. Всё-таки пиво сделало своё дело и развязало ему язык. — Я всегда понимал, что именно ей надо от меня, что будет потом. Я знал что мне ждать от неё, — я не понимаю, Стас легко читает это по моему лицу, поэтому делает заход с другой стороны. — У моих родителей всегда всё было иначе. Они любили… ну и любят друг друга. Просто им потребовалось много времени, чтобы вообще прийти к пониманию. Они полжизни метались меж двух крайностей: «люблю, не могу как сильно» и «я тебя совсем не знаю, кто ты такой». А однажды…
Здесь он выдерживает длительную паузу, собираясь с силами. Должно быть то, что он собирался мне сейчас сказать, до сих пор не до конца было пережито им.
— Они чуть не развелись, потому что папа изменил маме, — Стас отворачивается от меня и смотрит куда-то в пол, и я прекрасно понимаю, что он сейчас чувствует. Стыд. Нам, невыросшим детям, всегда тяжело рассказывать про тёмные пятна нашей истории, даже если создавали их не мы. Я утыкаюсь своим лбом ему в плечо, желая хоть как-то разделить его переживания. Неожиданно для нас обоих он запускает свою руку мне в волосы, осторожно поглаживая мою макушку. — Сейчас у них всё хорошо. Шестеро детей, собака, кошка, хомяки… И они любят друг друга, по-настоящему. Но я решил для себя, что у меня никогда не будет так же… стихийно. Что я никогда не предам человека, которому дал какие-то обещания, что не причиню той боли, которую они тогда оба пережили. Наверное, поэтому я на каком-то подсознании выбрал Настю, нам было легко вместе и не было никаких лишних вопросов. Но в итоге всё вышло так… как вышло.
— Жалеешь? — аккуратно уточняю я, без всякой ревности или обиды.
— Жалею, что вышло так. Что дотянул до последнего. Хотя уже давно чувствовал, что у нас всё разваливается…
— А почему не сказал?
— Старался верить в то, что это всего лишь кризис и однажды мы его преодолеем.
— И что тебя переубедило? — во мне проснулась ужасная привычка задавать вопросы. Много вопросов. Но Стас почему-то терпит, искренне отвечая на всё.
— Вера, — слегка улыбаясь, произносит он, а у меня сердце в этот момент делает крутой прыжок в груди. — Пришлось прислушаться к одной язве с фиолетовыми волосами и поверить в то, что идеальных отношений не существует. Впрочем, как и идеальных мальчиков и девочек.
-Стас! — не совсем красиво восклицаю я, отрывая голову от его плеча. — Давай, не об этом, пожалуйста.
— Почему? На самом деле мы здесь собрались только ради одного, чтобы уже наконец-то определиться с темой «о нас».
— Нет, — упрямо трясу я головой. — Нет никаких нас. Нам нельзя. Это наваждение… дурацкое притяжение, которое скоро рассеется.
Алкоголь уже достаточно насытил мою кровь, чтобы я могла свободно нести всё подряд, что шло мне на язык.
— Эффект новизны. Я отказала тебе, не кинулась в твои жаркие объятия, не клюнула на твою смазливую физиономию и вот…
— Что вот? — практически смеясь, уточняет он.
— Тебя повело… У тебя этот… как его, — мысли мои путаются. — Гештальт! У тебя гештальт открылся: как это так, кто-то отказал тебе.
— Вера, какой гештальт?! — уже вовсю потешается надо мной Чернов.
— А вот такой. Инстинкт охотника!
— Оооооо, да мы по ходу пьяны, — подмечает он очевидное.
— Неееет, — категорично отрицаю я. — Это лишь желание получить добычу!
— Дурочка, — в голос начинает хохотать он. К слову тоже достаточно пьяно. — Я тебе потом как-нибудь объясню, желание чего это.
И с силой притягивает меня к себе, так что я утыкаюсь носом в его грудную клетку. Мне нравится сидеть вот так… Рядом со Стасом мне тепло и надёжно, и пахнет от него приятно. О, этот запах, терпкий, мускусный…с оттенками хвои и цитруса. Только как жаль, что это всё временно. Ведь рано или поздно я приемся ему, эффект новизны пропадёт… останется лишь жгучий стыд за такую неправильную меня. Потому что всё нестандартное когда-нибудь начинает быть в тягость.
От этих мыслей мне становится грустно и тягостно. И мой одурманенный мозг требует срочно решить эту проблему, как-то заткнуть все страхи и сомнения. Отрываюсь от Стаса и, слегка пошатываясь, встаю на ноги. Он продолжает сидеть на полу, со смехом в глазах поглядывая на меня. Я протягиваю ему руку:
— Пошли!
— Куда? — наигранно морщится он.
— Гештальт твой закрыть! — торжественно заявляю я.
Стас опять ржёт как конь, но руку протягивает и поднимается вслед за мной.
В его комнате приятный полумрак от светильника, висящего над самой кроватью. Остатки разума шепчут мне, чтобы я остановилась, но жажда приключений вперемешку с немецким пивом кричат совершенно о противоположном.
Мы стоим посреди его комнаты, и я растерянно гляжу на Чернова, моя уверенность в своей правоте выветрилась ещё по пути сюда, стоило нам лишь пересечь порог его спальни.
Стас проводит пальцами по моей щеке, заправляя выбившиеся пряди волос за ухо.
— Ну? — тихо с вызовом подначивает он меня.
А во мне в принципе всё бурлит — чувства, эмоции, мысли… всё подряд. Перемешалось и переплелось, и я уже не в состояние понять хоть что либо. Поэтому остаётся только действовать.
Делаю шаг навстречу Чернову и буквально повисаю на нём, обхватив руками его шею. Он ухмыляется куда-то мне в ухо, нежно проводя носом по моему виску.
— Говорю же, дурочка, — шепчет он мне на ухо, отчего мне окончательно сносит крышу.
Я первая его целую. Как попало и совсем не метко: в губы, подбородок, скулы, щёки, мне сейчас лишь бы целовать, лишь бы не останавливаться. Стас не сопротивляется, но особо и не учувствует в этом процессе. И мне становится обидно, решаю, что он издевается надо мной. Пытаюсь развернуться и уйти, но он перехватывает меня поперёк живота, и мы вместе падаем на кровать. Тут он уже целует меня сам — аккуратно, не спеша, словно смакуя каждую секунду сего действа. И я растворяюсь в нём, его губах, его дыхание. Он позволяет мне стянуть с него футболку, а когда я хватаюсь за свою, он опять хмыкает.
— И куда ты торопишься?
— Гештальт, — напоминаю я.
— Ах да.
Я прижимаюсь к его обнажённой груди, и без футболок ощущения становятся острее. Участки кожи словно зажигаются от наших соприкосновений. Мы всё ещё целуемся, долго, напористо, уже почти жадно. Стас гладит меня по спине, с каждым касанием сильнее вжимая в себя. Я пытаюсь добраться до его ширинки, когда он вдруг наваливается на меня, а потом так же неожиданно оказывается у меня за спиной, прижимая моё тело к своему торсу. Я жду продолжения, но Стас ничего не делает, лишь ласково прижимает к себе.
— Давай спать, — говорит он мне в затылок.
Я дёргаюсь, стараясь вырваться из его рук, но Стас лишь сильнее приваливается ко мне со спины, ограничивая все мои брыкания. Становится так обидно, словно он только что отверг меня. С губ слетает вздох разочарования.
Как только я устаю вырываться, он целует меня в шею, слегка прикусывая её.
— Глупая, ты так ничего и не поняла. Я не планирую ничего закрывать… Я вообще только начал. А теперь спи.
И я, как послушная девочка, проваливаюсь в жаркий и крепкий сон, слегка отдающий хвоей и цитрусом.
Глава 13
— Стас, только дров не наломай, — с ощутимым беспокойством в голосе просит меня мама. Я скидывал свои немногочисленные вещи в сумку, когда она с серьёзным видом вошла в комнату.
— Ты о чём? — теряюсь я, ещё каких-то десять минут за завтраком всё было в порядке. Она весело болтала с близняшками без всякого намёка на тревогу.
— Обо всём, — вздыхает она. — Думай сначала головой, а потом делай, хорошо?
Её тон, впрочем, как и весь наш разговор, начинает меня напрягать.
— Тебе известно что-то такое, чего не знаю я? — пытаюсь отшутиться, а сам гадаю, мог ли отец рассказать ей что-нибудь.
