— Кость, я не трогал девчонку, — вновь заговорил Рябой. — Да, бл*ть, ты хоть скажи им, что это не я, — обратился ко мне.
Но я упорно молчала. Возможно, если бы я знала, что произойдет позже с ним и с теми двумя, я бы попыталась заступиться, как бы смешно это не звучало. Возможно. Но я абсолютно в этом не уверена. С недавних пор что-то черное, нехорошее поселилось во мне, требуя расплаты и крови. И это что-то набирало обороты, прорастало, обвивало своими длинными стеблями все мое нутро. Пугало ли это меня? Еще и как! Хотелось ли мне избавиться от пробуждающейся новой меня? Скорее нет, чем да.
Я настолько углубилась в свои мысли, что даже не слышала, как вошел в комнату ОН. Не слышала, но почувствовала. Подняла голову и столкнулась с его напряженным, оценивающим взглядом. Глеб сканировал меня, не пропуская ни одного сантиметра: задержался глазами на разбитых губах, на опухшей скуле, перевел взгляд на куртку и вновь на меня. И все молча, в звенящей тишине.
— Глеб, — прошептала я разбитыми губами.
Он в два шага подошел ко мне, присел на корточки. Я заглянула в его глаза и замерла — в них плескалось безумство, а неестественный лихорадочный блеск заставил дернуться назад.
— Глеб Аркадьевич, — начал было Рябой.
Орлов вскинул руку, приказывая молчать.
— Они не тронули тебя?
И тут меня прорвало, я заорала в голос, слезы потоком хлынули из моих глаз, я уткнулась головой в плечо Глеба. Он обнял меня, тихонько поглаживал по спине, ожидая, когда пройдет истерика. Странная все-таки штука — сознание. Оно блокирует свою хозяйку, а потом само решает, когда включиться, когда дать прочувствовать и выплеснуть всю боль и ужас от произошедшего. Я ревела и не могла остановиться. Потом на смену пришла ярость. Я начала колотить его кулачками по плечам, груди — везде, где могла дотянуться:
— Это из-за тебя! Слышишь? Из-за тебя! Ненавижу!
Он стоически терпел всплеск моей агрессии. Я вновь уткнулась в его плечо, начиная приходить в чувство, слезы наконец-то исчерпали себя, осталась лишь небольшая икота.
— П-пить, у тебя есть?
Глеб поднялся наконец-то на ноги, взглянул на Фролова. Тот без слов набрал номер.
— Воды бутылку питьевой, — бросил и отключился.
— Рассказывай, — сказал коротко Рябому.
— Глеб Аркадьевич, я ее не трогал. Это не я. Девушка, скажите ему.
Я внезапно разозлилась. Наверное, внутри сработало правило Глеба: «каждый должен платить по счетам».
— Надо же, на «вы». А недавно «шлюхой» была, — зло бросила, усмехаясь.
Глеб нахмурился, снова посмотрел на мою куртку валявшуюся на полу и вопросительно на Рябого.
— Я не знал, что это ваша женщина. Да, черт, я бы никогда!
— Кто тебя ударил? Он?
Я отрицательно помотала головой и добавила:
— Нет, — ухмыльнулась. — Он любитель грудь трогать. Да? — вопросительно обратилась к Рябому.
— Он тебя…
— Нет — нет, — поторопилась успокоить я.
— Кто бил?
— Худой такой и…
Нас прервали — зашел мужчина и протянул мне бутылку воды. Я открутила крышку, сделала глоток, поморщившись от боли в губе. Глеб не сводил с меня взгляда, считывая каждую мою эмоцию.
— Этот не бил. Этот продавал меня.
— Глеб Аркадьевич… — начал опять Рябой.
— Заткнись, — сквозь зубы процедил Орлов.
Повернулся и тихо:
— Ну расскажи-ка мне, Сережа, во сколько ты оценил мою женщину?
А мне от словосочетания "мою женщину" тепло стало. Первый раз в жизни я чувствовала себя защищенной. Пусть так, пусть при таких обстоятельствах, но защищенной.
— Молчишь? Может, я предположу? Давай поиграем. А? За каждую неправильную сумму я буду отрезать тебе палец. У меня двадцать одна попытка: десять на руках, десять на ногах и один твой самый важный палец, да?
Я вздрогнула от его тона. Я понимала, что Глеб не шутит и он это сделает.
— Д-двести тысяч, — прохрипел Рябой.
— А что так дешево?
— Долларов, — добавил.
— Уже лучше, — сказал Глеб.
— Тебе понравилась моя женщина?
Рябой молчал.
— Грудь заценил?
— Да я…я не знал, — надрывно опять повторил он.
— Ты ж знаешь: знал — не знал — это не про нас.
Помолчал и не отводя взгляда от Рябого обратился к приятелю:
— Кость, уведи Полину. Ждите меня в офисе.
Парень кивнул, встал, поднял мою куртку.
— Пойдем.
Я поднялась и на непослушных ногах двинулась за Костей.
***
Глеб подождал, пока за ними закроется дверь.
— Кто к ней прикоснулся?
— Они снаружи.
— Слон, — обратился Глеб к мужчине, стоявшему рядом с дверью, — сюда их.
Через секунду в комнату вошли двое в сопровождении все того же Слона.
Глеб почувствовал, как ярость прошлась волной по его телу. Перед ним стояли два трясущихся ублюдка, которые посмели тронуть его девочку, — осознал и двинулся к ним.
— Кто бил?
Но они молчали.
— Хорошо. Значит, оба.
— Нет-нет! Это он! Все он! Я ему говорил, — поторопился с объяснениями тощий.
Состояние агрессии достигло своего апогея. Глеб переключился на мужика. Тот смотрел в пол, боясь поднять глаза, как приговоренный, ожидавший своей участи. Правильно мыслит, — подумал Орлов, с наслаждением впечатывая кулак в его рожу.
Мужичок рухнул на пол, схватился за нос, из которого хлынула кровь, окрашивая в алый цвет лицо и руки. Орлов сел на корточки, внимательно посмотрел и, не поворачиваясь:
— Слон, этих двоих в разделочную, я сейчас буду.
Тот молча выволок двух обмороков. Глеб же повернулся к Рябому.
— Говорят, Бог любит троицу. Хочешь присоединиться?
Рябой помотал головой.
— Ты обидел мою женщину. Сука, мою! — подошел вплотную.
— Руку клади, — указал на стол.
— Глеб Аркадьевич, я…
— Я не повторяю дважды.
Тот положил трясущуюся руку на стол.
Орлов достал наточенный нож, который отец ему подарил на шестнадцатилетие и с которым никогда не расставался. Одним уверенным движением перерезал фалангу мизинца, отделяя ее. Рябой заорал, выдернул окровавленную руку, прижимая к себе.
— Слушай сюда, ублюдок. Это предупреждение. У тебя неделя — принесешь четыреста тысяч. Ты ж за двести хотел продать, да? Думаю, справедливо, что если будет четыреста. Да, Сережа?
Но тот скулил, прижимая руку к себе.
— Я не слышу ответа.
— Д-да.
— Вот и ладненько. Да, и за каждый день просрочки минус палец. У тебя, — помолчал, — двадцать дней.
Пошел на выход, остановился, обернулся.
— И говорить, что я тебя из под земли достану, думаю, не надо.
Открыл дверь и вышел.
Его внутренний зверь получил аперитив, а теперь требовал перейти к основному блюду. Быстрым шагом двинулся к машине, впрыгнул и погнал в сторону разделочной. Так они называли бывший разделочный цех, для чего предназначался он теперь понятно и так, без слов.
Через час Глеб парковался около здания администрации рынка. Долго смертники протянуть не смогли, но он с наслаждением слушал их крики, мольбы и стоны, собственноручно выбивая их. Теперь на две мрази в их городе меньше. Они сполна заплатили за свою ошибку. И Орлов прекрасно понимал, что Рябой будет следующий, такие деньги он навряд ли достанет, но его это волновало меньше всего. Он тронул его женщину! Его!
***
Я сидела в кабинете Глеба, с нетерпением ожидая его прихода. Думать, что происходит сейчас в том заброшенном здании я не хотела. Да и плевать. Пусть сам решает, что делать с этими тварями.
Теперь осталось поговорить с Орловым и убедить его. Но вот в чем именно убедить я не знала. Теперь не знала. Тот спектр чувств, который прошел сквозь меня за сегодняшний день встряхнул не на шутку, заставляя по другому посмотреть на Глеба и на меня саму. Он сказал "моя женщина", и черт побери, да! Его! Я его женщина! Я хочу быть его женщиной! Его сила, которая даёт чувство защищенности, даёт чувство, что ты, действительно, просто женщина — все это подталкивало меня к принятию единственного, такого правильного решения.
