Грэг, вырывая из созерцания, и Макс почти злится, очнувшись. Когда он вот так жадно следил за девушкой?..
Грэг заводит его в свой кабинетик – небольшой, но уютный. Здесь много вещей, но комната не кажется захламлённой. Здесь у Грэга своё царство. Всё под рукой. А ещё это место не очень любят его ученики. Часто вот такие встречи с глазу на глаз – жёсткая взбучка за промахи. Серьёзные разговоры, после которых хочется залезть куда-нибудь поглубже и не отсвечивать.
Макс садится на стул почти покорно. Знает, что разговора не избежать.
– Во-первых, – Грэг никогда не тратит время на вступления и предварительную подготовку. Сразу говорит по существу, – никогда не провоцируй её. Ей ещё нельзя раскрываться в полную силу, на износ. Не бери на себя функции бога и судьи.
– Ты всё видел, – догадывается Макс. – И слышал, да?
– Во-вторых, – игнорирует Грэг его вопрос, – из вас двоих больше работать нужно тебе. Но без неё ничего не получится. Добавьте утренние тренировки дома. Не техника – здесь вы достаточно напрягаетесь и работаете, а поиск взаимопонимания. Разговаривайте, находите общие темы, точки соприкосновения. Можете ходить в кино, парк, в кафе, в конце концов. Если вы не будете чувствовать друг друга, провалитесь ещё на стадии подготовки. И Макс. Ты же мужик. Это тебя надо испытывать на прочность, а ты ведёшь себя нестабильно.
Он ещё что-то говорит об особенностях психики и травмы. О том, что нужно избавляться от комплексов и раскрываться постепенно. Но Макс и слышит и не слышит его. Взгляд его прикован к одной вещи на столе. Это пепельница. Стеклянная, массивная, круглая. Грэг давно не курит, а пепельница – больше элемент декора. И он сто раз видел её. Но только сегодня смотрит и не верит своим глазам.
Ему хочется протянуть руку и прикоснуться. Удостовериться, что глаза его не подводят.
– Макс, ты слушаешь меня? – резкий голос Грэга отрезвляет. Макс встряхивает головой, но ничего не исчезает.
Он всё же протягивает руку и под тяжёлым взглядом Грэга достаёт из пепельницы цепочку со странным кулоном и кольцо. Макс поднимает потрясённые глаза на своего учителя, которого знает сто лет.
– Ты знаешь её, да? Спишь с ней, да?
– Кого? – на лице у Грэга – потрясённое удивление.
– Юлию Михайловну.
– Юля?! – вот теперь только потрясение. А Макс понимает, что промахнулся. – Откуда ты знаешь Юлю?
Он видит, как в крепких пальцах Грэга ломается карандаш. Напополам. Легко, как полое перо.
– Она мой психолог в Центре реабилитации.
– Быть не может, – бормочет Грэг и прикрывает глаза. Выдыхает сквозь стиснутые зубы. И в повороте его головы, в трепете ресниц, Макса озаряет вспышка.
– Она твоя дочь, – настаёт его очередь потрясения.
– Юля? Ты с ума сошёл. Нет. Она…
– Да не Юля, Ева!
Грэг хватает его за грудки, трясёт, как дерево.
– Ты точно видел? Точно знаешь?
– Точнее не бывает. Как я сразу не догадался. Она твоя копия, Грэг. Такая же белокурая и синеглазая. Такая же заводная и талантливая.
Грэг разжимает пальцы. Падает назад в кресло.
– Они вернулись. Вернулись, – бормочет он, – а я не знал.
Макс смотрит на Грэга во все глаза и впервые видит, как дрожат у него руки. Кажется, кто-то не просто потрясён. Кажется, это взрыв, когда во все стороны летят осколки прошлого.
– Юля – твоя жена, а Ева – дочь, – говорит он. И они точно вернулись, хоть я и не знаю, откуда. Центр реабилитации для людей с ограниченными возможностями, Грэг.
Макс выходит тихо. Но даже если бы он прыгал, орал и бился головой о стены, вряд ли бы смог вывести из состояния прострации своего учителя. Кольцо и цепочка с кулоном. Точно такие. И у неё. Может, не всё ещё потеряно?.. Кроме, конечно, лет, что прожиты впустую друг без друга?..
Глава 29
Грэг
Юля здесь. Вернулась. И Ева. Он только об этом и мог думать. И прошлое окутывает его со всех сторон, лезет нахально в нос и уши, бьёт по глазам, врезается в мышцы. Его не вытравить. С ним не расстаться. Особенно сейчас, когда ты старше и мудрее.
Кажется, это было давно. Кажется, это было вчера. Словно чёрно-белое любительское кино, где ты моложе и способен на безумства, подвиги и поступки.
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные цвели!
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли! [4]
Откуда этот мотив? Откуда слова? Да, наверное, из сердца. Из памяти, которая помнит. Хранит. Бережёт…
Много лет назад
– Новенькая!
– Новенькая!
– Новенькая… – неслось как пожар.
Её невозможно не заметить. Девчонок хватало, но парней было больше, поэтому каждую новенькую встречали с интересом и азартом: будет ли она «ничего» или всё же наконец-то «ах!». Хорошенькая или так себе? Женственная или пацанка?
Это была вполне. Хорошая фигурка, симпатичная мордашка. Мягкие русые волосы стянуты в задорный хвостик. Точно так торчали упругие грудки – задорно. И она сразу пришлась по душе местной братии.
Может, к ней примагничивала улыбка – нежно-пикантная, с двумя милыми ямочками на щеках. Может, голубые глаза, распахнутые открыто и наивно.
Грэг уже тогда именитый, регалистый, деловой. Это его школа, а он – зачинатель всех безумных непотребств в танце. Креативный – модное словечко. Ему двадцать пять. Юле – едва шестнадцать. И он должен был принять решение: быть ей здесь или отшить.
– Почему танцы и «Вспышка»? – спросил деловито и в лоб.
– Потому что я гимнастка и хочу чего-то нового, – заявила девушка открыто. – Для меня это квест. Испытание. Драйв. Почему «Вспышка»? Потому что вы лучшие.
Грэг не любил «поздних». Танцами либо живут, либо так, для души. Для этого не обязательно идти в элитную школу для неформалов. Бывшая гимнастка не вписывалась в его картину мира и
