я планирую поставить их на крыльцо, как только вернусь домой.
Обустрою свое жилище к предстоящему празднику.
— Рад, что ты хорошо провела время.
Хорошо провела время.
Я трепещу. Этот акцент. Этот голос. Этот тон.
Джексон снова стучит по рулю, и я смотрю на его руки.
Его большие, сильные, мужские руки.
До сегодняшнего вечера на моем теле не было ничьих рук, Бог знает, как долго.
Стараюсь не пялиться на руки или предплечья Джексона, отводя взгляд и сосредотачиваясь на дороге перед нами. Дергаю себя за подол платья, чтобы отвлечься, занять свои руки.
— Я действительно хорошо провела время. — Я стону, мы звучим нелепо. Прочистив горло, пытаюсь снова. — Удивлена, что ты…
Смущаюсь и замолкаю.
— Удивлена, что я, что?
— Ничего. — Я поджимаю губы и качаю головой.
О его раздражении свидетельствует вздох.
— Ненавижу, когда люди так делают. Просто скажи, что собиралась сказать.
Он прав. Я тоже ненавижу, когда люди так делают, и он чертовски хорошо знает, что мне было что сказать. Фух.
Итак, я делаю единственное, что могу: вдыхаю, выдыхаю и говорю то, что собиралась сказать. Это единственный способ сохранить лицо, чтобы он не думал, что я слабачка.
— Я удивлена, что ты заигрывал со мной.
— Я не заигрывал.
— О? Тогда как бы ты назвал губы у меня на шее?
Джексон смеется, вцепившись в руль.
— Я подлизывался к тебе, потому что ты разозлилась, когда я сказал, что мы тусуемся.
Слова: «я подлизывался к тебе» идут прямо к моим женским прелестям.
Они покалывают.
— Тебе не нужно было вставать и обнимать меня сзади. Мог бы просто сказать, что сожалеешь о своей бесчувственности.
Это правда, он мог бы это сделать.
Но сделал иначе.
Джексон прижался губами к моему телу — к моей шее. Его теплое дыхание, ласкающее мою кожу, было таким, таким…
«О боже, я закончу тем, что буду ласкать себя сегодня вечером, когда заберусь в постель при воспоминании об этих губах…»
Вряд ли это то же самое. Даже не близко.
Жаль, что я не настолько отчаялась, чтобы гоняться за парнем, который не хочет встречаться со мной.
Повеселиться и потусоваться? Да.
Поговорить и написать сообщение? Да.
Пригласить на вечеринку и игры? Да.
Свидание? Нет. Отношения? Нет. Переспать? Нет.
Это просто так странно для меня. Вот он, этот неуклюжий здоровяк, который весит как минимум на сто килограмм больше меня. Джексон Дженнингс — настоящий мужчина, в жилах которого течет больше тестостерона, чем у среднего студента колледжа. Для меня не имеет смысла, что его гормоны тоже не бушуют, а если и бушуют, то у парня больше самообладания, чем я могу себе представить.
У большинства парней его возраста нулевой самоконтроль. И это нельзя не заметить.
— Ты не ожидала, что я буду заигрывать. Так вот что по-твоему я делал, а?
— Ну… да? — Черт, неужели я ошибаюсь.
— Ну. — Он делает паузу. — Может быть, так оно и было.
Я резко поворачиваю голову в его сторону, глаза так широко распахнуты, что воздух от обогревателя на приборной панели сушит их.
Моргаю.
Затем еще раз.
— Повтори-ка еще раз. — Мне нужны разъяснения.
— Как насчет того, чтобы мы сделали вот что, мисс Всезнайка: когда свернем в квартал братств, если увидим, что какие-то люди входят в дом братства, одетые в костюмы, ты должна поцеловать меня.
Ого. Эй, эй, эй, откуда это взялось?
Я усмехаюсь.
— Мы целовались на кухне, не нужно делать на это ставки.
— Нет, это веселее. Кроме того, я поцеловал тебя. Ты едва ответила на мой поцелуй, а теперь тебе придется это сделать.
Я поворачиваюсь к нему лицом, изгибая свое пристегнутое тело, как крендель, наклоняюсь, чтобы устроиться поудобнее, погружая зубы в эту тему.
— Хорошо, позволь мне прояснить: ты ставишь на то, что когда мы свернем в квартал братств, там будут люди в костюмах, и если они будут, я должна поцеловать тебя. — Закатываю глаза. — Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.
— Почему?
Я смеюсь.
— Этого просто никогда не случится.
— Хочешь заключить пари?
— Костюмы? Джексон, сейчас сентябрь — в сентябре никто не разгуливает в костюме, не говоря уже о нескольких людях.
— Хорошо, не принимай пари.
Он не сможет обманом заставить меня принять пари.
— Отлично. Не буду.
— Хорошо, не надо. — Он смеется, издевается надо мной.
— Не буду. — Разве что… — Я имею в виду, каковы шансы?
— Ничтожные, — кивает он, похоже, соглашаясь со мной.
Хм.
— Супер ничтожные. Шансы как в Вегасе в лучшем случае.
— Верно. Шансы против меня.
— Так почему же ты сам подставляешь себя под проигрыш?
Джексон протягивает руку и удивляет меня, сжимая мое бедро. Требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, как только его рука снова оказывается на руле, мое бедро словно заклеймено
— Потому что я знаю, что выиграю.
Клянусь, он специально едет по дороге со скоростью улитки, затягивая момент, прежде чем свернуть за угол.
— Отлично. Я принимаю пари! И не мог бы ты просто уже повернуть, чтобы мы могли покончить с этим? Неизвестность убивает меня.
— Не терпится, да?
— Нет. — Я почти закатываю глаза, но сопротивляюсь — парень все равно едва видит меня в тусклом свете. Мое саркастическое невербальное общение сейчас для него недоступно, ведь Джексон почти не обращает на меня внимания.
— А я думаю, да.
— Уверяю тебя, я не спешу целоваться с тобой.
«Кажется, ты слишком сильно протестуешь…»
Джексон морщит лицо.
— Никто ничего не говорил о поцелуях.
Тьфу, я практически превратилась в лужу на своей стороне грузовика. Каждая южная интонация из его прекрасного рта заставляет меня таять.
Я сама себе противна.
Грузовик поворачивает направо, медленно, так как Джексон тормозит, пропуская пешеходов и встречные машины. Братский квартал освещен, как на Четвертое июля, фонари на крыльце горят, вся улица — приветливый маяк, несмотря на мусор на большинстве газонов.
Красные чашки, обертки и пивные банки усеивают траву перед величественными домами, притупляя роскошь. Они стоят миллионы долларов, в них живут случайные придурки, которые, вероятно, воспринимают жизнь там как должное.
Люди толпятся перед домом Лямбда.
Люди, одетые как пират, гигантская панда и распутная медсестра.
Розовый медведь выходит из парадной двери и начинает трахать ногу парня, одетого в костюм гигантского сперматозоида.
— Черт, ты видишь то же, что и я? — хватает наглости спросить у Джексона.
— Ты имеешь в виду парня, лежащего на земле, который одет как зомби? Да, я вижу это. — Чувак дергается, как будто у него припадок — а может быть, так оно и есть? Но, вероятно, нет, так как
