внутри все рвется. Сердце моментально разгоняется. Пульс выдает уже полюбившееся мне сто сорок. Дыхалка сбивается, как после бега. Я ведь так и не придумал, как правильно начать сложный разговор. Но не прятаться же. Я ж не баба.
Выхожу в коридор. Она смотри на меня горящим, убийственным взглядом. За моей спиной пацаны. Наши стычки с Самсоновой забавляют всех.
— Ты на меня вот с этими оленями поспорил? — спрашивает она, подняв выше свой красивый носик.
Узнала. Черт, как же не вовремя! Но ее обвиняющая интонация включает во мне лютый протест. Я башку ломал всю ночь, искал оправдание тому, что узнал о ней, а вот мне оправданий явно никто не искал. Она поймала слух и решила не разбираться. Окей!
— Неловко вышло, — издевательски ухмыляюсь.
Внутри все опять горит. Какого черта ты не пришла и не поговорила со мной наедине?!
— На что спорил? — она коварно улыбается в ответ.
Ее настоящие эмоции выдают только глаза. Красивые, черт побери, любимые глаза.
— На ящик пива, — пожимаю плечами.
Что-то мне подсказывает, ответ на этот вопрос ей тоже уже известен, потому не оправдываюсь и не пытаюсь извернуться.
— Фу! — кривится Самсонова. — Мелко, Тай. У меня для вас, мальчики, есть вариант поинтереснее. Я в игре. И пока вы не начали вопить как психи, предлагаю выслушать. Он меня в койку завалить должен, стало быть?
«Олени» кивают, а мне хочется сгонять домой за отцовским охотничьим ружьем и подстрелить дичь, чтоб не повадно было!
— Окей. Пусть пытается. Выиграешь, — смотрит мне в глаза, — получишь меня. А если проиграешь, сольешь финальный бой.
— Юльк, не дури, это перегиб, — качаю головой.
Вот же зараза!
— Перегиб, Тайсон, на меня спорить. А это ваши же игры, только теперь по-взрослому. Победить или влюбиться? — довольно хихикает зараза. — Выбирай!
«Да я уже! Дура! Я уже по уши в тебя влип!» — хочется заорать. — «Ты же знаешь!»
— Давай обсудим наедине, — прошу ее, сбавляя обороты.
Гашу свое пламя первым. Неправильно это все. Надо обсудить без свидетелей.
— Нам не о чем больше говорить, Салахов. Ты меня поставил на один уровень с ящиком пива!
— Да блядь! Не так все было!
— А мне неинтересно, как было. Главное, что я опять оказалась права. Ты…
Она смотрит мне через плечо. Там молча стоят парни. Разворачивается и гордо уходит.
Ага, сейчас!
Догоняю. Хватаю ее за локоть. И пока не очнулась, тащу за собой в подсобку.
— Салахов, ты охренел? Отпусти! Мне больно! — возмущенно шипит моя красота.
— Обязательно отпущу, — вталкиваю ее в темную комнатушку, понятия не имея, где в ней включается свет.
Захлопываю дверь. Шарю рукой по поверхности в поисках щеколды. Запираю нас. Ловлю Юльку за талию, вдавливаю в стену корпусом.
— Ты давно по яйцам не получал, Тайсон?! — злится Юлька.
— Я отпущу тебя, когда мы поговорим. Сначала я объясню тебе, как все было с этим дебильным спором, а потом ты, Самсонова, в подробностях расскажешь мне все про изнасилование, случившееся в твоем долбанном интернате!
Она замирает, впившись ногтями мне в руку.
— Откуда ты…
— Я теперь до хрена всего знаю, Юль. Но сам разобраться не могу. Нам придется поговорить. Давай все же сначала я. Мне было хреново…
Юля
Чувствую его дыхание у своего уха. Тай держит у стены и тихо говорит о том, что мне довольно знакомо. Об одиночестве, о желании быть просто нужным кому-то со всеми своими косяками. Он снова открывается и это не может не подкупать. Слишком хорошо понимаю, что откровенность таких вот мальчиков стоит очень дорого. Я гашу в себе бунтующую гордость и банальную обиду на эту тестостероновую бомбу. Слушаю практически исповедь, стараясь не думать о том, что мне тоже придется говорить.
— Если меня сломают на ринге, и я не смогу принести ему чемпионский титул, кем я останусь, Юль? Мусором, который он вывезет за город и вышвырнет на обочину. Гордиться то будет нечем. Вот меня и накрыло тогда. Сильно накрыло. Я выключился. С тобой еще ни черта не получалось. А пацаны знают, как меня прет от тебя. И они решили меня включить обратно. Я повелся. Просто поймал нужную мне эмоцию, чтобы вылезти из этих тупых заморочек. Стоит заговорить о тебе, и моя кровь вскипает. Юль, прости, что не сказал. Должен был. Но у нас эти долбанные качели с тобой. Я не успевал. Вот такая у меня правда. Теперь я хочу услышать твою.
Закрыв глаза, слушаю, как колотится мое собственное сердце. От его голоса, запаха, близости. Когда Тай такой, я совсем не могу на него злиться. Не знаю, как он это делает, но оно работает, хотя за спор и пиво мне все еще хочется ему двинуть. Обидно очень.
Он трется носом о мою щеку, касается ее теплыми губами.
— Расскажи мне, Юль, — просит, продолжая бессовестно целовать мое лицо. — Расскажи, как все было на самом деле.
У Тая очень настойчиво звонит мобильник. Игнорирует, а он снова звонит.
— Возьми, — провожу пальцами по его затылку, очень остро ощущая каждый волосок, цепляющийся за кожу.
— Ага. Я сейчас возьму, а ты сбежишь, — ворчит он, подставляя голову под мою ладонь.
— Не сбегу, — обещаю ему. — Возьми, Тай. Вдруг что-то срочное.
Достает мобильник. Яркий свет экрана бьёт по глазам нам обоим. Он показывает мне, что звонит тренер. Не знаю зачем, но это неожиданно приятно.
— Да, Юрий Германович. Никуда я не делся. Во Дворце. Медосмотр? Прямо сейчас? Черт...
— Иди. Мы потом договорим, — провожу пальцами по шее и кладу ладонь ему на плечо. — Я дождусь.
— Сейчас буду, — бросает в трубку. — Юль, если ты не дождешься...
— Дождусь, — неожиданно для самой себя целую его в щеку.
Тай замирает. Кожей чувствую его удивление и поднимающуюся в подсобке температуру.
— Пойдем, Салахов, — толкаю его в грудь, разряжая обстановку, — за ручку тебя подержу.
— Только не отпускай. Я жесть как докторов боюсь.
— Давно? — улыбаюсь.
— Только что начал.
Чмокнув меня в щеку, берет за руку и выводит в коридор. Глаза не сразу привыкают к яркому свету. Но, кажется, только у меня. Крепко сжав мою
