Я часто делала так с Райли во время нашего короткого периода до Нью-Йорка, в котором я испытывала те же эмоции, что и сейчас.
Интересно, что скажет доктор Дэниелс, наверное, ничего хорошего. Я знаю, что не смогу заснуть, хотя мои глаза просто закрываются. Я пробыла в твоих объятиях всего два часа, но все равно устала. Когда Сет прижимается ко мне поближе и удовлетворенно хмыкает, я наконец закрываю глаза. Он прижимается ко мне, и я поддаюсь, целую его и позволяю ему делать со мной все то, что я на самом деле хочу, чтобы делал кто-то другой.
***
Мы за столом для завтрака, Мейсон. Твоя мама превзошла саму себя, накрывая на стол. Она даже приготовила свежевыжатый апельсиновый сок, за что я ей очень благодарна. Мне уже не так трудно обращаться к твоим родителям, как к маме и папе. Это звучит так естественно, будто так было всегда.
Солнце уже давно взошло и освещает все своими лучами. Я чувствую себя иначе, чем вчера вечером, как будто другим человеком. Как будто моя прежняя сущность осталась в подвале, а наверх поднялась только новая Эмилия. Сет только что принял душ и чудесно пахнет. Они с Оливией о чем-то смеются. Китон сидит напротив них и укоризненно смотрит на меня, приподняв брови. Мейсон. Теперь я знаю, что ты обычно чувствуешь. Я нервно обвожу взглядом стол, но опять возвращаюсь к его слишком пристальным глазам. Я должна спросить, не установил ли он камеры, если да, то я в полной заднице, Мейсон.
Черт, Мейсон.
Несмотря ни на что, я все еще голодна. Но я также смертельно устала и громко зеваю, поливая блинчики кленовым сиропом.
— У тебя была беспокойная ночь, детка? — спрашивает Сет. Китон наклоняет голову набок.
— Не знаю, что-то не так в этом доме. Здесь я никогда не могу хорошо выспаться. Так было всегда, правда, папа? — раздраженно бормочу я, и Китон поднимает бровь.
— Уф, что же это может быть, Эмилия?
Я становлюсь ярко-красной и делаю глоток апельсинового сока.
— Ну, я крепко спала. — Лицо Оливии сияет. Я уже видела это сияние раньше. Китон поворачивается к ней, и его вторая бровь взлетает вверх. Он выглядит таким самодовольным, что я закатываю глаза.
Похоже, мои родители действительно занимались сексом, Мейсон.
Зевнув, Сет потягивается, и его рубашка сползает вверх, обнажая часть живота.
— Я отлично выспался, — говорит он как раз в тот момент, когда входная дверь хлопает, и я вздрагиваю.
Оливия тут же смотрит на Китона и спрашивает:
— Кто это?
Он вздыхает.
— Это, наверное, жаба, он провел ночь в подвале, — и бросает на нее многозначительный взгляд. Ее глаза расширяются и мчаться ко мне, пока я ковыряюсь в своих блинчиках, избегая зрительного контакта.
Ты проходишь по комнате и, не говоря ни слова, громко отодвигаешь стул рядом со мной и опускаешься на него. На тебе только висящие на бедрах спортивные штаны, Мейсон, хотя ты знаешь, как действует на меня твой обнаженный торс. Особенно теперь, когда я знаю, что означают твои татуировки, Мейсон. Ну, по крайней мере, частично. Ты наливаешь кофе в свою чашку и оглядываешь стол.
— Что? — спрашиваешь ты, сбитый с толку тем, что все, кроме меня, уставились на тебя.
— Ты уже сто лет не ночевал в подвале, так почему же сейчас? У тебя квартира с видом на крыши Чикаго, — говорит Китон.
— Вчера я был поблизости и не захотел ехать обратно.
— Где ты был?
— У Дженни.
— Кто такая Дженни?
— Папа, оставь допрос для работы.
Китон дьявольски улыбается.
— Я просто пытался немного поболтать со своим сыном.
— Ну, твой сын не в том настроении, чтобы болтать с тобой, папа. Позволь мне сначала насладиться чашечкой кофе.
— Да поможет нам Бог, — шепчет Оливия и идет к холодильнику за бутылкой игристого, как будто выпивка исправит ситуацию.
— Кто-нибудь хочет бокал шампанского? — спрашивает она.
— Да, хорошая идея, О… э-э, спасибо, мам! — быстро поправляю я сама себя. Я умело игнорирую твой гневный взгляд, пока Оливия смешивает шампанское с моим апельсиновым соком. Мы произносим тост и сознательно опустошаем бокалы. Китон наблюдает за нами с сухим выражением лица. Сет хмурится.
— Все в порядке, детка? — Он спрашивает меня об этом довольно часто, Мейсон. Неужели я кажусь такой нервной?
— Да, — произношу я с поджатыми губами и протягиваю свой бокал Оливии.
— Может быть, тебе не стоит пить так много с утра пораньше, — говоришь ты.
— Может быть, тебе не стоит так много говорить с утра пораньше! — О, о, я вижу по твоим глазам, что ты хотел бы сделать со мной прямо сейчас. Но перед тобой дилемма: я больше не твоя, поэтому ты не можешь. Бу-бу-бу! Кроме того, я больше не боюсь тебя, Мейсон. Теперь, при дневном свете, все стало намного яснее. Вчера вечером у меня был момент слабости, который уже прошел. Я уже немного навеселе, так что сегодня должен получиться веселый день.
— Давай проведем день у бассейна, хорошо, детка? — спрашивает Сет. — Если только ты не хочешь поехать в центр или еще куда-нибудь.
Я намеренно поворачиваюсь к нему, спиной к тебе, Мейсон.
— Бассейн — это великолепно! — Я вздыхаю и быстро целую его.
Я чувствую его улыбку на своих губах и твой пронзительный взгляд на моей спине.
О, Мейсон, только подожди и увидишь, какую месть я тебе устрою.
— Нам нужно сходить на рынок. Ты сможешь обойтись без нас? — спрашивает Оливия, и Китон настороженно смотрит на Мейсона.
— Не знаю, детка, может быть, нам стоит задержаться или, может быть, взять его с собой.
— Очевидно, что я справлюсь, старик. Мне 28, так что иди на свой дурацкий рынок для стариков! — шипишь ты, и я слабо ухмыляюсь. Твой отец выглядит совсем не довольным.
***
Чуть позже я надеваю черное бандо-бикини, которое увеличивает мою грудь, и такие же трусики, которые едва прикрывают мою задницу. Мой наряд сводит Сета с ума, как и его пресс сводит с ума меня, пока мы удобно расположились на мягких шезлонгах у бассейна.
Я сижу на маленькой симпатичной попке Сета и массирую ему спину, нанося масло для загара.
— О, черт, как приятно! — бормочет он, опустив голову между мускулистых рук, пока я с усилием разминаю его кожу. Мне нравится, когда он стонет, Мейсон.
— Твой брат выглядит самовлюбленным, не так ли? — спрашивает он.
— Мой брат? — отвечаю я, совершенно сбитая с толку, пока не вспоминаю, кого он имеет в виду. — О, да, он придурок. Не могу сказать, что мы поддерживаем связь. Мы вообще не общались в течение последних трех лет, пока я жила в Нью-Йорке.
— Почему вы не общались?
— Он вел себя как скотина с девушкой, которая мне очень нравилась, и мне было невыносимо видеть ее страдания, поэтому я не хотела видеть и его.
Я слегка приподнимаюсь, когда он поворачивается, чтобы лечь на спину. О, пресс напряжен… Сет приподнимается на локтях и бросает на меня вопросительный взгляд.
— Кто она была?
— Какая разница? Ты все равно ее не встретишь. — Чтобы отвлечь его, я глажу его грудь обеими руками, продвигаясь вперед, пока мои губы не встречаются с его губами. — Разве у нас нет дел поважнее?
Сет остается совершенно невозмутимым.
— Я только что понял, как мало о тебе знаю.
— Я познакомила тебя со своими родителями. Ты живешь в доме, в котором я выросла. Разве этого недостаточно?
— Я не вижу тебя ни на одной фотографии. — В сомнении он смотрит на меня. — Твоя мать великолепна, но ты не похожа ни на нее, ни на отца. Ни капельки, совсем не похожа на своего брата. Он — вылитый твой отец. Так что же здесь происходит, Эмилия? — Он садится, кладет руки мне на талию и притягивает меня ближе. — В какую бы больную игру ты ни играла, ты можешь рассказать мне. Поверь мне, я видел в своей жизни и не такое.
— Меня удочерили, — выпаливаю я, поскольку ничего другого мне не приходит на ум. Но, опять же, в каком-то смысле я и есть приемная. — Они не мои настоящие родители, а он не мой родной брат. И другой мальчик, которого ты видел на фотографиях, тоже не родной.
