- Что с тобой? На тебе лица нет, - Элина ждала ответа, а я не знала, что ей сказать. Сложно было признаться в подлости отца. Я любила его.
Но скрывать от Элины правду было бы еще сложнее.
Как ни странно, она отреагировала на мой рассказ совершенно неожиданно:
- Милана, но ведь его можно понять. Он поступил подобным образом тебе во благо. Так он считал. Прости его.
- Простить? Эля! Он грубо вмешался в мою жизнь! Он не имел на это права.
- Согласна. Но родительская любовь порой не разумеет границ дозволенного. Решать тебе, но я бы простила… если бы мой отец был жив.
- Я подумаю об этом. Только позже, не сейчас.
Тема родителей для Элины была болезненной. Она рано лишилась родителей. Росла с бабушкой, которая тоже давно умерла. Поэтому я не стала дальше обсуждать поступок отца.
- Поднимемся к Темушке? – спросила я, чтобы сменить тему.
- Нет, сначала к Тарасу. Старцев просил понаблюдать за ним. Есть утешительные новости по результатам недавнего обследования.
Я превратилась в слух и буквально впилась глазами в Элину:
- Не томи, - выдохнула с надеждой.
- Энцефалография серьезных отклонений не выявила. Активность мозга восстанавливается. Это дает основание считать, что Тарас медленно, но идет на поправку. Пойдем к нему?
- Может, лучше он спустится в гостиную? Там и мама к нам присоединится. Она очень переживает после ссоры с отцом. К тому же, ей пора убедиться, что Тарас не безнадежен.
- А если это еще больше расстроит ее?
- Эля, ей следует принимать мою жизнь такой, какая она есть. Я больше никому не позволю коверкать мою судьбу.
В гостиную я спускалась с Тарасом, испытывая огромное волнение. Это был своеобразный экзамен. Надо было выдержать его достойно, чтобы у мамы не возникло желание опять уговаривать меня, что Тараса лучше отвезти к тетушке.
Поддерживая Мамаева под локоть, я подвела его к диванчику. Он уже проделывал это и сам, но я очень переживала за него, как бы он не оплошал перед мамой.
Но Тарас, словно оценив важность момента, вел себя превосходно. Даже обратил внимание на маму, внимательно посмотрев на нее. Мне показалось, что при виде Элины у него слегка приподнялись уголки губ, обозначая нечто вроде улыбки.
Меня переполняла гордость за его успехи. Но в сердце что-то кольнуло. Я ревновала – почему не мне была предназначена его первая улыбка.
Успокоила себя, что он привык ежедневно видеть меня. А Элина появляется редко, вот и обрадовался. Важно, что просыпаются эмоции. А я потерплю. Верю, что он вспомнит меня. Не может не вспомнить. Вот только когда?
Мама отнеслась к присутствию Тараса за обедом настороженно. Она словно боялась чего-то. А я радовалась, что Мамаев вел себя за столом достойно и, как могло показаться со стороны, просто был излишне сдержан.
Каково же было наше удивление, когда Тарас неожиданно протянул маме апельсин и… улыбнулся. Теперь уже самой настоящей улыбкой.
Я не могла сдержать слезы. Элина тоже незаметно смахнула слезинку. А мама, растерявшись, смущенно улыбалась Мамаеву.
Это был самый счастливый момент за последнее напряженное время. Переполненные чувством радости, мы только молча улыбались. Я вообще не знала, что делать дальше. Заговорить с Тарасом или сделать вид, что ничего особенного не произошло.
Элина сделала мне знак, что надо сохранять спокойствие. Наверное, это было необходимо, чтобы не вспугнуть Мамаева проявлением бурной радости.
Обед подошел к концу. По взгляду Элины я поняла, что Тарасу нужен отдых.
- Пойдем, я провожу тебя, - голос мой дрожал от волнения. А Мамаев встал из-за стола и спокойно в моем сопровождении поднялся в свою комнату. Там сел в свое любимое кресло у окна и стал смотреть на улицу.
Я спускалась в гостиную, чувствуя обиду на него. Он совсем меня не замечает. Наверное, по-прежнему видит во мне сиделку или обслуживающий персонал. Не удержалась и поделилась своей обидой с Элиной и мамой.
- Милана, это вполне может быть. Ведь ты постоянно с ним с первого дня после аварии. Но ты же видишь, как с каждым днем происходят изменения.
- Вижу. Только он не видит меня.
Тут не выдержала мама:
- Милочка, наберись терпения. Тарас все вспомнит. Теперь я тоже надеюсь на его выздоровление.
Я недоверчиво смотрела на нее.
- Мама, и это говоришь мне ты? Неужели?
- Миля, я хочу, чтобы ты была счастлива и понимаю, как ты любишь Тараса. А любовь, как известно, способна творить чудеса.
- Милана, - поддержала ее Элина, - мама права. Не обижайся на Тараса. Порадуйся его успехам. Если восстановление функций мозга пойдет такими темпами, то совсем скоро мы увидим прежнего Тараса. Старцев не зря просил меня понаблюдать за поведением Мамаева. Видимо, он ждал подобных проявлений. Я должна позвонить ему.
Элина засобиралась домой. Вместе с ней уехала мама.
Оставшись одна, я не могла найти себе места. Мысли, одна безудержнее другой, едва умещались в голове. Я рисовала себе картины счастья, в которых Тарас был нежным и ласковым. А его нежность и ласка предназначались только мне. Мне одной.
А то вдруг мной овладевало чувство ревности. К Элине. К маме. Их-то присутствие Мамаев заметил… Я же для него – не более, чем предмет мебели…
И пусть Тарас сейчас не замечает меня. Важно, чтобы потом вспомнил, что любит меня. Не случайно же он повторяет мое имя.
Глава 47
Утром, едва открыв глаза, я улыбнулась. Вспомнила, что сегодня приедет Старцев. Элина, наверняка, уже доложила ему об успехах Тараса. Мне не терпелось услышать его мнение.
Сладко потянувшись, подумала о чашечке кофе. Но вставать с постели желания не было. Я уж забыла, когда позволяла себе так расслабиться. Слишком напряженной была обстановка последнее время.
Преодолев лень, все-таки поднялась. Но не спустилась в гостиную, откуда доносился волшебный кофейный аромат. Подошла к комнате Тараса. Дверь была слегка приоткрыта, и я не удержалась от соблазна заглянуть в щелочку.
То, что я увидела, привело меня в неописуемый восторг. Тарас внимательно рассматривал в зеркале свое лицо. Он проводил ладонью по бороде. Вернее, по тому, что от нее осталось.
Еще в первые дни после приезда из Воронежа Данила пытался выровнять ее. И вынужден был укоротить длину более, чем наполовину. Однако небольшая плешь сбоку все-таки выделялась. Ее-то и разглядывал Тарас.
Не зная, как поступить, я рискнула постучать в дверь. Мамаев вздрогнул от неожиданности. Это тоже было внове. Обычно он не откликался на стук. Вообще ни на что не откликался. Даже не реагировал на действия Шувалова, когда тот укорачивал ему бороду. Раньше его ничего не интересовало.
Я подошла к Тарасу и заглянула ему в глаза.
- Ттты кккто? – спросил он, словно впервые увидев меня.
- Я Милана. Ты не помнишь меня?
- Ми-ла-нааааа, - нараспев повторил он. Казалось, это имя ласкало его пробуждающийся слух и память.
- Да, Милана. Ты звал меня, когда пришел в себя после аварии. Назвал мое имя на первом сеансе гипноза. Теперь остается только вспомнить меня.
Мамаев сел на кресло и сдавил ладонями виски, словно при сильной головной боли. Я стояла в нерешительности. Подумала, не навредила ли я ему своими словами. Надо было что-то делать.
Первое, что пришло в голову – позвонить Старцеву. Но оставлять Тараса одного побоялась. Вдруг ему станет хуже. Сиделка еще не приехала, поэтому я присела на стул, ожидая, что будет дальше.
На лестнице послышались шаги. Зина, обеспокоенная, что я еще не спустилась к завтраку, направлялась в мою комнату. Я выглянула, сделав ей знак молчать.
- Мы сейчас спустимся вниз. Завтрак готов?
- Да, конечно… - Зина поспешила вниз. Оглядываясь, она взглядом спрашивала меня, что случилось.
- Все хорошо, - громко сказала я и шепотом добавила: - Позвони Старцеву.
К счастью, приехала сиделка. Мамаев, как обычно не обратил на нее внимания, что вызвало у меня сомнение в том, будто что-то меняется в лучшую сторону. Даже пришла сумасбродная мысль – не придумала ли я утреннюю сцену? Может быть, мне все показалось.
