class="p1">Выругавшись, Крис замолкает. Меня же натурально душат рыдания. Делаю несколько полных вдохов и вкратце рассказываю ей нашу историю.
Сил на то, чтобы признаться, как Макс меня унизил сегодня, уже не остается. Мне стыдно и нелогично хочется это разочарование пережить в одиночку.
«Ты же не думала, что я женюсь на тебе, Дженни»
Я не думала. Нет, конечно. А вот сердце мое в это верило.
Максим
Складываю на заднее сидение кипу, упакованных в разные папки, документов, закрываю дверь и лезу за сигаретой в карман. Стоя у машины в расстегнутом пальто, делаю первую затяжку и разминаю плечи и шею. Он затекли и совсем одеревенели от неподвижности длиною восемь часов.
Но я начинаю привыкать. Работа до седьмого пота, алкоголь и коматозный сон — теперь мой стиль жизни. Выматывает сильно, но, как бы бредово это не звучало, мне так проще.
— Биггль переписан, — говорит отец в трубку, — оригиналы документов завтра забери.
— Ладно.
— Я домой выдвигаюсь. Жду тебя там.
Нахрена Оллсон столько лет тащит этот Биггль, мне не понять никогда. Это сеть шмотошных, что когда-то давно на его деньги открыла его жена. Она свалила за бугор, а он эти магазины и ей не отдает, и почему-то не закрывает и не продает. Ворчит всякий раз, что висят камнем на шее, но и не избавляется от них.
Докуриваю и, пульнув окурок в урну, сажусь в машину. Пока прогревается двигатель, совершаю ежедневный вечерний ритуал.
Лезу на сайт агентства Star Trek. Плюнул на блок на мысли о ней, поняв и приняв, что держит меня канатами не слабее обязательств перед семьей. Не могу прогнать ее из головы, и сбежать не могу — крепко держит.
Ненавижу за это нас обоих. Себя за бессилие перед ней, ее — за силу духа и проницательность. За то, что броня ее стократ сильнее любого моего копья.
«Будь счастлив, если сможешь» — плевок, от которого я захлебнулся.
Два дня топил себя в вискаре, чтобы, черт возьми, признаться себе, что гребаное счастье не пустой звук, а вполне себе реальная материя, которую она унесла с собой.
Повариха, бля… свела — таки меня с ума.
Прибавив печку и включив подогрев сиденья, захожу в затертую до дыр галерею агентства праздников и, сглатывая разочарование, вижу, что снова ничего.
После дня рождения сына Ангелины Давида Дженни ни разу не появилась на фото. Заболела она, уволилась, или объявила мне бойкот, я не знаю, и эта неопределенность и безотчетное чувство тревоги выворачивают наизнанку.
Блядь!.. Жанна!..
Ни жрать, ни спать нормально не могу. Заебала!
На дорогу до особняка отца с пробками уходит больше двух часов. Когда я приезжаю, он уже дома. Сидя в кресле в своем кабинете, по громкой связи говорит с Оллсоном. Слабый замедленный голос будущего тестя вызывает жалость и каплю раздражения. После повторного курса химии ему стало легче, и эту неделю врачи разрешили провести в стенах родного дома. Стефа на эти семь дней перебралась к нему.
Зайдя в кабинет, кладу папки с доками на край стола и сразу выхожу.
— Здравствуй, Максим, — сдержанно здоровается Агния.
— Здрасьте.
— Дед в гостиной, — говорит негромко, — зайдешь?
— Да неужели?.. — усмехаюсь я, — отец прекратил спонсировать тот санаторий?
Улыбнувшись, мачеха пожимает плечами.
Шагаю мимо лестницы и, остановившись у входа в гостиную, сую руки в карманы брюк. На лицо наползает улыбка.
Сидя в кресле — качалке у камина и водрузив старые очки на нос, дед читает газету.
— Чего встал, как неродной? — бурчит, не поднимая глаз, — Проходи.
Иду прямиком к нему и, склонившись, крепко обнимаю.
— Тебя выперли из санатория наконец-то?
— Скажи своему отцу, чтобы отправил меня обратно.
— А мы как же? — усмехаюсь, падая в кресло, — без тебя здесь совсем тоска.
— Да, неужели? — скептично забирает бровь и, сложив газету, бросает ее на диван, — У вас здесь жизнь кипит, как я посмотрю.
— Ага… развлекаемся на полную катушку…
Подняв очки на лоб, дед устало трет глаза.
— Все уже на себя переписали или не успели еще?
— Не на себя. На Стефу. — поправляю я, — Ей все принадлежит.
— Только до свадьбы…
— Потому что иначе ее раздерут на части.
— Хапуги, — бормочет, не уточняя, к кому относится это ругательство. К тем, кто мечтает растащить компанию Оллсона на куски или к нам с отцом.
— Как отдохнул?.. Рассказывай…
— Ну, а ты… — перебивает, не давая свернуть на другую тему, — доволен?
— Доволен.
— А че рожа такая кислая?
Смеясь, провожу по лицу ладонью. Если б все было так просто, дедуль…
Если б все было так просто, я бы сейчас ебал Дженни, а не ебался с этой компанией.
— Терпи, раз впрягся.
Киваю.
Слиться сейчас, на середине пути — это не только остаться с голым задом, но и жестко подставить отца и бросить Стефу один на один с шакалами.
Какая-то гнида уже начала скупать акции.
— Ты-то, дед, женился на дочке обкомовского председателя, — напоминаю я, — забыл уже?
— По любви, дурень! По любви!..
— Ну, так и я, может, по любви. — играю бровями.
— Да?.. А какую твою девку, значит, Юрка клянет, на чем свет стоит?
— Откуда знаешь? — взвиваюсь мгновенно.
Ударившая в голову кровь поднимает волну жгучей ярости внутри. Сказал же, что не подведу! Что он все успокоиться не может!
— Птички начирикали.
Нина нашептала, та просто так говорить не станет.
— Нет никого. Никакой девки не-ту!
— Да, верю — верю, — поднимает вверх ладони, — глаза-то из орбит просто так полезли.
— Не начинай!..
— Я не начинаю, — хмыкает спокойно, — твоя жизнь, тебе ее жить.
— Вот именно.
— Только просьба одна…
— Что?
Опустив очки на нос, смотрит на меня тяжелый взглядом.
— Не становись таким, как он. Куда ему столько бабла? Жопой он его жрать будет, что ли?
— При чем тут бабки?.. — вздыхаю, поднимаясь на ноги, — тут в другом дело.
— Не забывай, что ты живой человек, Максимка… И что жизнь у тебя одна.
Планировал поужинать с отцом, но аппетит резко пропал. Вместо него пришло жуткое желание надраться в хлам и покурить.
— Посмотрел сметы? — спрашиваю, заходя в кабинет.
— Не успел.
— Я поехал.
— А ужин? — смотрит на меня с подозрением.
— На дом закажу.
Пока добираюсь до дома, мысли о еде из головы улетучиваются. Нутро словно зацементировано в последнее время. Снять напряжение помогает только алкоголь.
Набираюсь потихоньку, раз пять принимая вызовы от отца. У того вполне конкретные вопросы на договорам и смете, что я привез, но видится мне неусыпный контроль, как за шелудивым псом,
