Звонок бывшего начальника, милейшего Льва Борисовича, прозвучал после обеда спасительной музыкой, одним махом разрешил терзающие душу сомнения.
– Ну что, Маришечка Никитична, тебя, говорят, поздравить можно? – сразу после обязательных «здрасте – как живете» перешел он к делу. – Твой благоверный мне похвастать уже успел, что с семьей благополучно воссоединился.
– Что, прямо так сам и похвастал?
– Да нет, не сам, конечно… Это я его к стенке припер. Секретарша у меня на работу не вышла, вот и припер. Ну, тут он и раскололся.
– А почему не вышла?
– Не знаю. Прогуляла, значит. Твой мямлит что-то невразумительное – уехала, мол, по делам каким-то, да мне какое дело?
– А, понятно…
– Чего тебе понятно, Мариш? Я ведь чего звоню… Я это, знаешь, уволил секретаршу-то. Раз прогуляла. Взял и уволил, чтоб другим неповадно было. Это уж потом осенило меня – выходит, в самый раз я ее уволил!
– В смысле, Лев Борисович? Почему в самый раз?
– Да потому! Раз у тебя с мужиком все наладилось – возвращайся-ка ты назад! За ним, как выяснилось, глаз да глаз нужен. Так что давай пиши заявление и приходи. У меня тут работы невпроворот.
– Хорошо, Лев Борисович. Спасибо.
– Что, и впрямь согласна? Я думал, ты забрыкаешься…
– Нет. Не забрыкаюсь. Я приду. Я прямо сейчас пойду увольняться, Лев Борисович.
– Ага, ага. Так я позвоню твоему нынешнему, чтоб не держал тебя? Он мне тут кой-чего должен, потому без звука отпустит…
– Позвоните. И чем быстрее, тем лучше. Я и правда обратно хочу, Лев Борисович.
Положив трубку, она откинулась на спинку стула, на секунду прикрыла глаза. Вот и хорошо, что так получилось с возвращением. Повезло ей. Правда, и там местные сплетницы ей хорошо косточки помоют, но это будет уже другого рода мытье. Более оптимистическое. Семья воссоединилась – это вам не абы как. Конечно, можно и наплевать на все сплетни, вместе взятые, с высокой колокольни, но это редко кому удается, чтобы в самом деле – наплевать. Она вот, например, не может. Для нее чистота во всем принципиальна – и дома, и в рабочих делах, и в добром имени. И как ее угораздило в эту историю с Ильей вляпаться – теперь самой непонятно…
Призывно и жалобно запел мобильник в сумке, и она вздрогнула, начала шарить рукой по кармашкам. Увидев родное имя, высветившееся в окошечке дисплея, засияла глазами, радостно потянула трубку к уху:
– Машенька! Здравствуй, доченька! Ну, как ты там? Я уже соскучилась – сил нет…
– Мам, и я соскучилась! Мы с Ленкой уже на завтра на поезд билеты взяли! Вы меня встретите с папой? А то Ленкина бабушка хочет нам огромные корзины с фруктами с собой всучить… Говорит, все равно пропадут…
– Конечно! Конечно, встретим, доченька! И фрукты тоже бери! Компотов на зиму наварим!
– Ой, хозяйственная ты моя! – звонко рассмеялась вдалеке Машка. – Ладно, ладно, возьму… Только вы с машиной договоритесь, хорошо? Давно вам говорю – надо свою машину покупать!
– А кто водить будет, доченька? Ты же знаешь, папа этого занятия терпеть не может, а я дальтоник, как выяснилось…
– Господи, да я буду! Пока вы с деньгами соберетесь, мне уже восемнадцать и стукнет.
– Хорошо, доченька, как скажешь, – счастливо рассмеялась Марина, – вот приедешь, и сразу этот вопрос на семейном совете поднимем. Ага?
– Что-то ты подозрительно покладистая стала, мамочка… Наверное, и впрямь соскучилась.
– Конечно, Маш…
– Ну все, не вздыхай. Теперь уж всего ничего осталось. Запиши номер поезда…
Положив трубку, Марина вздохнула счастливо, подняв глаза к потолку – все-таки есть Бог на свете! Как хорошо все сошлось в одну точку – и Олег вернулся, и Машка приезжает! Не зря она проявила смекалку и скрыла от дочери семейный неожиданно приключившийся катаклизм. Умница женщина. Хорошая мать. А что? Сама себя не похвалишь, так никто и не похвалит… Нет, действительно, все удачно сложилось, как ни крути! А остальное…
Остальное со временем быльем порастет, забудется. Теперь главное – отсюда сбежать. Отползти деликатно, не маячить перед глазами ни в чем не повинного Ильи. Ничего, со временем отойдет. Он сильный парень. Поймет, что это как раз тот случай, когда, как бабка говаривала, «любовь-то нелюди досталась». Она даже согласна побыть этой нелюдью, уж бог с ним…
Вечером позвонила мама. Услышав радостную новость, даже всплакнула в трубку, расчувствовавшись.
– Как же я рада, доченька… Ты меня своей новостью, можно сказать, от инсульта спасла! Если бы ты осталась в брошенных женах, я бы такого позора не пережила…
– Почему, мам? – чувствуя зарокотавшие где-то внутри признаки обиженного раздражения, тихо спросила Марина. – Ты что, меня в статусе брошенной жены меньше любила бы?
– Да ты не злись, дочь! Почему ты на меня все время злишься? Каждая мать хочет видеть своего ребенка счастливым и успешным, имеет на это полное право!
– Ага. И ставит при этом непременное условие. Будешь успешным – буду любить. А не будешь – уж извини-подвинься? Так, что ли?
– Ты чем-то раздражена, Марин? Что с тобой? Я так понимаю, все же хорошо закончилось?
– Нет, мам, я не раздражена. Просто… Наверное, я просто устала…
– Но я же чувствую, что ты раздражена! На Олега обижаешься, да? А ты не обижайся! Или делай вид, что не обижаешься! Терпи! Семейные отношения большого терпения требуют! И вот что я тебе еще скажу, дочь…
Марина вздохнула, сжала зубы, отвела руку с трубкой от уха подальше, чтоб не слышать очередных материнских педагогических экзерсисов. Иногда ей казалось, что мама, обсуждая ее семейную жизнь, испытывает что-то среднее между пресловутой женской завистью и обостренным материнским самолюбием. Сумела-таки, мол, моя дочь абсолютно удачно устроиться в личной жизни, особенно на фоне моей, неудавшейся…
Свекровь, позвонившая в этот же вечер, в своих высказываниях была более лаконична. Марина явственно услышала в ее голосе прозвучавшие нотки облегчения. А в конце разговора – о, чудо! – свекровь принялась ее хвалить и зазывать в гости, чего отродясь не делала. По устоявшейся с годами традиции в гости к маме Олег ездил один. Иногда – с Машкой. Как объясняла свекровь – она имеет право на «личное единение с сыном». А тут – в гости зовет! Да еще так настойчиво! Это ж надо – не было бы счастья… Впрочем, счастье это тоже можно поставить под большое сомнение. Не больно-то и хотелось ехать к тебе в гости, дорогая свекровушка. Хочешь «единиться с сыном», и единись на здоровье. Никто и не претендует.
На прежней работе ее встретили с объятиями и поцелуями. Наташка даже стул опрокинула, когда из-за стола выскочила, бросилась к ней на шею, будто к маме родной. И Анна Семеновна затопотала от своего стола, переваливаясь тяжело, заговорила с одышкой:
