Та Люба стала бабушкой Алексея Демьяновича. Единственная выжившая из всей когда-то большой семьи. Упорно передававшая детям свою фамилию, а не мужа. Словно таким образом пытающаяся возродить свой род. А дед… С ним тоже была связана интересная история.
Дед Алексея дважды опоздал на работу — в те годы, когда за третье опоздание отправляли в Сибирь. И вот пришел третий… Дед ехал на трамвае и понял: все, уже точно не успеет. Значит — Сибирь…
Он соображал быстро. Своей тростью разбил окно. Свисток, милиция, трамвай остановился, деда забрали в отделение… А там он такого наплел! «Пассажир хулиганил, мне так показалось, вот я и замахнулся, пытался остановить, но попал в окно… Простите, если можете». Взяли с него деньги за разбитое стекло и написали на работу про ЧП. Но в лагерь не отправили — расписка из милиции была — значит, опоздание не в счет. Так и выкрутился.
Но при чем тут Борька?…
— А при том! — жестко отчеканила Ольга. — Они у тебя все были вывихнутые, дворяне эти недобитые! И Борис точно такой же!
Алексей отмалчивался.
Иногда ему очень хотелось вернуться в то время, которого он не застал, раскрутить колесо истории назад и увидеть бабушку Любу, ее сестер и братьев. И своего тезку Алексея. Где, в какой армии служил ты, бравый офицер? Где сложил свою буйную головушку? Игде, как спросил бы Борька…
Днепр, церковь на холме, деревня Димиевка… Теперь это район Киева. Голосеевский лес… Другая страна… И Зина, Борькина жена, тоже оттуда. Как из другого мира…
Вот хороший порядок у птиц. Оперился птенец — и летит себе на все четыре стороны. Никакой муштровки от отца с матерью. Но те же птицы вьют гнезда после того, как выучатся летать, никак не раньше. А Борька не желал этого понимать.
Алексею Демьяновичу очень хотелось увидеть жену сына. Но он боялся даже заикаться об этом. В его душе было тихо-тихо, словно все исчезло, — нет ни дум, ни желаний, только одна невыносимая усталость… Он давным-давно понял, что родственники часто относятся друг к другу хуже чужих. Больше зная друг о друге плохого и смешного, они злее сплетничают, чаще ссорятся.
«Эх вы, Алешки!» — думал он печально о старших детях.
Маргаритка быстро надоела Борису. Она была чересчур влюблена, слишком податлива и абсолютно безропотна.
— В характере весь цимес человека, — заявил Борька как-то Леониду. — Баба без характера — что день рождения без вина. Можешь ты сыграть на скрипке, у которой струн нет?
— Насчет скрипки тебе виднее, — ехидно отозвался Ленька. — А вообще Комариха — хорошая девка! Хорошая телка! Хорошая бабка!
— Ха! Чего? — фыркнул Борис.
Ленька спохватился, что ляпнул машинально не совсем то.
— Ну, будущая бабка! Выкрутился…
— А ты, Боб, какого типа девочек любишь?
— Я? Вот таких! — И Акселевич неплохо изобразил жесты бьющего боксера.
— Бой-девок, значит! — резюмировал Леонид. — Интересное кино… А я тяготею к пышечкам. К очаровательным пышечкам. Смысл не в том, что пышечки, а именно — очаровательные пышечки!
Борис расхохотался:
— Вот тебе и вот! А как же Дуся? Ей до пышечки как тебе до министра иностранных дел.
Ленька всегда отличался выдающейся тупостью в изучении английского. Одинцов насупился:
— Это особь статья, как ты говоришь.
Весь класс давно знал, что Леонид влюблен в Дусю. Что думала по этому поводу сама Дуся, не знал никто. Марианна старалась помочь Одинцову, преследуя свои шкурные интересы, — еще одна соперница ей была ни к чему. Но сделать она ничего не могла. Дуся только упрямо твердила своим замогильным голосом, что мечтает умереть, и этим моментально вывела раздражительную Марьяшку из себя.
— Придурочная! — заявила та без обиняков. — Посмотри, как солнце светит!
— Ага! — с готовностью подхватила болтавшаяся рядом Маргаритка. — Я тоже его так люблю!
Марианна презрительно скривилась:
— А посему в готы мы с тобой явно не годимся, — и язвительно хихикнула.
Но Дуся не прореагировала, словно оглохла. Суицид, он и есть суицид.
А Ленька начал ходить за Дусей кругами. И наконец добился своего — влюбленные порой невероятно назойливы, как октябрьские дожди, — уговорил Дусю пойти с ним погулять.
Отправились почему-то в Коломенское, хотя стоял премерзкий продувенный ноябрь. Брели по скользкому, предательски ломающемуся под ногами насту.
Дуся начала с расспросов. Спросила, как Ленька относится к мужчинам, красящим волосы. Леонид пожал плечами:
— Ну, если пожилой человек седину закрашивает — это я где-то могу понять.
— Нет, я не о том. Если у парня волосы выкрашены, скажем, в зеленое… Вот к такой, скажем, окраске как ты относишься?
Леонид замялся. Девка абсолютно вывихнутая… Лицо донельзя перепудрено, глаза подведены черным. Выражение на морде — своеобразная смесь вызова с застенчивостью.
— Честно ответить?
— Да, если можно.
— По-моему, он просто педик, — брякнул Ленька.
И сразу почувствовал: Дуся сделала по этому ответу какой-то вывод о своем кавалере, и причем вывод не в его пользу. Одинцов — не ихний. В общем, разочаровал ее Ленька таким ответом. А каков ихний — Леонид тогда еще не мог понять. Сюда бы Бориса… Этот знал все.
— Старайся по возможности не ляпать, чего не надо, в сердцах, — поучал Борька. — Но уж если ляпнул — ну так ляпнул! И тогда не надо этим казниться и мучиться.
— А кожаные штаны ты любишь? — монотонно спросила Дуся.
— Не-а.
— А как ты отнесешься к поступку женщины, сделавшей стильную татуировку?
— Ну, это ее личное дело.
Ленька, с одной стороны, начал раздражаться от девичьего допроса, с другой — было любопытно, что там еще последует.
— А как ты относишься к ногтям, крашенным в черное, накладным клыкам, готическим перстням?
— Если это по приколу, то пусть где-то так будет, ладно. Просто интересное кино, — сказал Леонид. — А если человек к этому относится серьезно, то он меня настораживает.
— То есть люди, которые это носят, и явно не в шутку, тебя настораживают, и ты бы не хотел с ними дружить? — уточнила Дуся.
— Если честно, да, — признался Ленька. — С помощью подобных вывертов можно втянуться в нехорошие вещи.
Дуся вдруг оживилась:
— Ты говоришь таким тоном, словно уже сталкивался с похожим.
Ленька вздохнул:
— Угадала. У меня было там кое-что в прошлом, но я, к счастью, выбрался.
— В секту, что ли, попал?
— Я не такой парень, чтобы в секту попадать! — отрезал Леонид. — И вообще о глупостях не хочу рассказывать.
Когда-то Ленька действительно носил дурацкий перстень. Дурной знак… А потом на него напала свора гопников, избила, сломала нос и сорвала перстень.
