— Не беспокойся насчет Лазаруса, Ники, — сказал ему доверительно Виктор. — Я знаю, как с ним обращаться. Ты можешь все оставшееся время посвятить сценарию. Мы начнем съемки не раньше чем через два месяца.
— Хорошо, Виктор. Послушай, мне нужно бежать. Я назначил встречу. Было приятно поговорить с тобой. Скоро увидимся. Раньше, чем ты думаешь, детка.
— Не в силах ждать, — ответил Виктор, смеясь. И они оба повесили трубки. Затем он снова поднял трубку, попросил телефониста переключить его номер на себя и вызвал официанта. Он заказал кофе и снова углубился в изучение плана работ, желая провести последнюю сверку цифр, чтобы быть готовым завтра к встрече с директором картины, но уже не мог сосредоточиться. Он поймал себя на том, что думает о Николасе Латимере. Ему не хватало Ника, и он хотел, чтобы тот вернулся из Парижа, куда он уехал, чтобы «отоспаться и спокойно переписать сценарий, не отвлекаясь ни на что». Виктору не хватало молодого человека, потому что он привык полагаться на его дружбу, привык к его компании, его острому и язвительному уму.
Они впервые встретились шесть лет назад, когда сценариста, а ему было всего двадцать три, после выхода его первого романа назвали новой яркой звездой на американском литературном небосклоне. Они тогда были на вечере в «Бель-Эйр» и сразу же понравились друг другу. Обнаружив, что им скучно в компании гостей, а банальная голливудская болтовня изрядно надоела, они ускользнули в бар в Малибу, где сразу же почувствовали доверие друг к другу, много смеялись, медленно и необратимо пьянея. В течение последующих дней, большинство из которых они провели в застольях, Виктор и Ники стали настоящими друзьями. Некоторые из их знакомых не могли понять, что связывает обаятельного и мужественного голливудского киноактера с утонченным романистом с Восточного побережья. Их дружба казалась по меньшей мере странной ввиду столь больших их внешних различий. Однако Виктора и Ники мало заботили чужие мнения.
Им-то было хорошо известно, что сблизило их, что породило их дружбу. Просто каждому из них была понятна сущность другого. Их близость как раз и проистекала из различий в характерах, окружении, воспитании, карьере. «Смотри-ка, у нас с тобой есть кое-что общее. Мы же не белые протестанты. А итальяшка и жид могут составить непобедимую компанию», — саркастически заметил в то время Ник. Это развеселило Виктора. Непочтительность Ника и его умение смеяться над собой были его козырями и являлись именно теми качествами, которые так ценил актер. Действительно, Николас Латимер и Виктор Мейсон, казалось, вышли из одной литьевой формы, так как оба в душе они были бродягами и космополитами.
Ник быстро стал постоянной фигурой в жизни Виктора. Он часто бывал на ранчо близ Санта-Барбары, часто ездил с Виктором на съемки за границу, написал для него два сценария, причем один из них имел потрясающий успех и оказался коммерческим хитом, принеся каждому из них по «Оскару». Ник также посоветовал Виктору купить кинооборудование и стал его партнером по компании «Беллиссима Продакшнс». Когда друзья не работали, они вместе путешествовали. Виктор и Ник ездили в Орегон, стреляли уток и ловили лососей в устье Рога, ездили кататься на лыжах в Клостерс, выпивали и волочились за женщинами от Парижа до Французской Ривьеры и Рима, оставляя после себя груды бутылок из-под шампанского и вереницу разбитых сердец. Они шутили, много смеялись и скоро стали неразлучными. Проходили годы, они научились трогательно заботиться друг о друге, как только это могут делать двое полностью гетеросексуальных мужчин.
«Ник — лучший друг, который у меня когда-либо был», — сказал Виктор самому себе, опускаясь в кресло. Единственный настоящий друг. Он мгновенно поправил себя: не считая Элли. Да, Элли ему все еще не хватало после всех этих лет. Немая боль, точившая Виктора со дня ее смерти, внезапно усилилась, и он плотно сжал веки. Неужели он никогда не освободится от этого страшного чувства утраты, этой неутихающей боли? Трудно сказать. Элли была настоящим другом в его жизни, незаменимой ценностью, и она обладала редчайшим человеческим даром — абсолютной добродетелью. Второй Элли в его жизни уже не будет. Такого везения не бывает даже в карточной игре.
Боль, поселившаяся много лет назад в его сердце, вновь напомнила о себе, безжалостно исказив красивое лицо: его черные глаза подернулись дымкой печали. Элли была единственным человеком, заслужившим часть его славы, комфорта и привилегий, появившихся, когда он разбогател, поскольку она работала, как одержимая, помогая ему во всем. Однако ей не дано было увидеть его на вершине славы и насладиться заслуженными ею наградами. Было время, когда ему казалось, что его слава бессмысленна, потому что он не чувствовал присутствия жены за своей спиной. В некотором роде он считал свой успех аномалией. Когда первоначальная эйфория прошла, его успех уже не имел для него значения — не было рядом того, кто стоял у истоков его славы, кто доподлинно знал, сколько головной боли, жертв, борьбы и неустанного труда было в него вложено. И позже Виктору пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться на гребне успеха. Это, пожалуй, было самым трудным — удержаться. В жизни все было таким эфемерным. И на вершине было одиноко. Давным-давно, когда он был Виктором Массонетти, строительным рабочим, простым американским парнем итальянского происхождения из Цинциннати, штат Огайо, он недоверчиво усмехался, слыша, когда кто-то произносил эти слова. Теперь он знал, что они были правдой. Виктор вздохнул и полез в карман белого шелкового халата, пытаясь своей большой рукой выудить оттуда пачку сигарет. Он закурил и в тысячный раз подумал, какой пустой была его жизнь без Элли. Двух его других жен можно было не принимать в расчет вовсе. Единственное, что они сделали, так это усугубили его страдания, и ни одной из них не было дано стереть из памяти образ любимой им Элли или хотя бы в отдаленной степени занять ее место. Но у него, по крайней мере, есть сыновья-близнецы. Он подумал о Джеми и Стиве, вернувшихся в Штаты, и тотчас боль отступила, как это было с ним всегда. И если бы существовала жизнь после смерти, Элли бы видела, что ее мальчики любимы, защищены и так будет до скончания его дней. Мысли переключились на сыновей, затем он сделал попытку подняться, в надежде избавиться от подавленного настроения, охватившего его так внезапно.
Через некоторое время он овладел собой и вновь углубился в цифры, но не успел дойти до второй колонки, как громкий стук в дверь нарушил тишину. Виктор удивленно поднял глаза и нахмурился. В этом отеле самое быстрое обслуживание, какое я только знаю, подумал он, двигаясь к двери. Он распахнул ее и застыл от удивления.
