Дженнифер пробуравила его пронзительным взглядом и с презрением сказала:
— Нельзя же быть таким слабохарактерным, сэр! Объясните Лукасу, что если бы он захотел завещать что-нибудь одному из слуг, а тот оказался бы свидетелем, то по закону не получил бы ничего. Поэтому нужны совершенно посторонние люди. Вы поняли?
Колин утвердительно кивнул.
— Тогда самое большое, — продолжала Дженнифер, — в чем Лукас сможет вас обвинить, так это просто в излишнем усердии. Это не так уж страшно, не правда ли, Колин? Если вообще у него возникнут какие-либо подозрения.
Густо покраснев, адвокат про себя решил не говорить Дженнифер о том, что Лукас действительно упомянул в разговоре с ним о возможной приписке к своему завещанию. Зачем добровольно давать информацию этой бессердечной ведьме? И он решил использовать другую тактику.
— Если ваши люди, подписывая документ, поставят чужие имена, то…
— Они этого не сделают.
— Но как вы не понимаете?! Если кто-нибудь усомнится в действительности предыдущего завещания Лукаса — а таковой в первую очередь будет, несомненно, леди Пенда, — эти люди должны будут под присягой подтвердить, чтс они выступали свидетелями при подписании…
— Кто сможет их отыскать? Если бы свидетелями стали, скажем, садовники Лукаса, леди Пенда тут же привлекла бы их к ответу. Но это будут совершенно анонимные клерки-юристы.
— Вы должны понять, миссис Дженнифер, что полиция проверит всю нашу документацию. И убедится, что здесь просто не существует клерков-юристов с именами, поставленными под завещанием Лукаса. И меня тут же лишат права заниматься адвокатской деятельностью…
— Эх, Колин, Колин! — раздраженно прервала его Дженнифер. — Ну пораскиньте мозгами. Ваш экземпляр мы сожжем. А если затем похитим и уничтожим экземпляр Лукаса, то кто сможет доказать, что он вообще составил новое завещание? А вы это подтвердите, сказав, что в последний момент у Лукаса возникли серьезные сомнения в правильности подобного шага.
Колин рассмеялся, несмотря на всю серьезность момента.
— И вы действительно думаете, что они этому поверят?
Тут уже расхохоталась Дженнифер.
— Какое имеет значение, поверят они или нет? Вам как юристу больше, нежели кому-либо другому, надлежит знать, что важно не то, верят вам власти или нет. Главное, сумеют ли они доказать обоснованность своих сомнений.
— Но кругом станут говорить об этом! — в отчаянии воскликнул Колин. — Пойдут слухи. И они убьют меня наповал. Если люди перестанут мне доверять, то…
— А что подумают эти люди, если узнают о вашей неспособности вести собственные финансовые дела? Как будет выглядеть ваша репутация, честного юриста, когда они поймут, что вручают свои личные и финансовые проблемы человеку, замешанному в нечестной карточной игре?
Колин широко открыл рот, а затем закрыл его, громко щелкнув челюстями.
Дженнифер удовлетворенно кивнула и медленно поднялась со стула.
— Мне было очень приятно нанести вам визит, Колин, — ухмыльнулась она и пошла к двери. — И не забудьте позвонить мне за час до того, как повезете завещание к отцу на подпись.
Рэттиген молча проводил ее взглядом, затем вздохнул так тяжело, как будто хотел разрыдаться.
В течение целого часа с момента отъезда Дженнифер Колин ходил из угла в угол по своему кабинету. Конечно, он и Дженнифер могут уничтожить новое завещание Лукаса. Но леди Пенда все равно без особого труда восстановит справедливость через суд. И тогда…
Рэттиген почувствовал, как его затрясло от ужаса при одной мысли о том, что тогда может сделать Дженнифер. Нет, он должен как-то отмежеваться от ее безумного заговора и махинаций. Тогда, почувствовав, что он занимает твердую позицию в этом вопросе, Дженнифер, может быть, оставит его в покое…
Это была очень слабая надежда. Но утопающий всегда хватается за соломинку.
И с тяжелым сердцем Колин взял телефонную трубку и набрал номер Лукаса Харвуда.
Лукас сидел в своем кабинете, который Кейра превратила в веселую уютную комнату. Когда на столе зазвонил телефон, он взял трубку и заметил, как сразу же задрожала рука. Лукас все еще хмурился на свою непокорную конечность, когда узнал на другом конце провода голос своего адвоката, сообщившего, что все готово для подписания завещания.
— Прекрасно, — сказал Лукас, поворачиваясь в кресле, чтобы иметь возможность смотреть через окно в сад. — Значит, через пару недель можно будет покончить с этим. Я прав?
— Совершенно верно, — каким-то задушенным голосом ответил Колин.
— Так что ровно через две недели, начиная с завтрашнего дня, я ожидаю вас у себя с этим документом. — Лукас вежливо попрощался с адвокатом и повесил трубку.
Его глаза сузились от нахлынувших мыслей. Хотя георгины, хризантемы и астры расцветили ярким сочным цветом видневшуюся из окна небольшую часть сада, он совсем не замечал это буйство красок. Звонок адвоката заставил Лукаса задуматься кое о чем более важном, чем цветы. Он уже сказал Рэттигену, что, возможно, сделает приписку к своему завещанию. И сейчас понял, что откладывать больше нельзя. Пока еще есть силы, надо срочно отыскать старшего сына… Ибо, если Лукас покинет этот мир, то…
Он вздохнул, сразу почувствовав себя лет на десять старше и настолько больным, что смерти, казалось, мало что осталось сделать.
Взяв телефонную книгу, Лукас принялся внимательно просматривать список частных детективов. Ему нужен хороший профессионал, умеющий держать язык за зубами. Если он хочет по справедливости разделить между детьми свое наследство, то времени для этого остается очень мало. После долгих раздумий над телефонной книгой Лукас решился наконец позвонить и запустить машину на полный ход. Потом он позволил себе откинуться на спинку кресла и расслабиться.
Его старший сын… Он не видел его с шестилетнего возраста. Когда Элис увезла от него ребенка…
Блейз осторожно открыла холст на мольберте и внимательно проверила, хорошо ли он высох. Оказалось — хорошо.
Она отступила на шаг и критически посмотрела на картину. Потом — еще на шаг. Затем — еще на полшага. Посмотрела на результат своего творчества уже с более дальнего расстояния.
Картина получилась хорошей. По-настоящему хорошей… Блейз почувствовала, как ее охватывает трепет, а душу наполняет гордость. Наконец-то ей удалось создать нечто действительно стоящее! Теперь, закончив картину, она уже с полным правом может считать себя не любителем, возомнившим, что он художник, а действительно профессионалом.
Это было пьянящее ощущение. Одно из тех редких мгновений, которые никогда не забываются.
