Это было пьянящее ощущение. Одно из тех редких мгновений, которые никогда не забываются.
В картине ей удалось показать абсолютно все, что она хотела. И первые краски приближающейся осени, почти неуловимые, но прекрасные. И завораживающих своей богатырской силой коней. Но главное, ей удалось отобразить на холсте психологию отношений между человеком и животными. Пахарем, идущим за плугом, и лошадьми, тянущими его вдоль межи.
За спиной пахаря вились птицы. Целая стая голодных и до наглости настойчивых птиц. А над головой — темное грозовое небо.
И Эйдан выглядел на холсте, как… как Эйдан. Привлекательным, хотя и не очень красивым. Фигура пахаря связывала воедино все другие элементы картины. Это было настоящее торжество единения человека и природы.
Нет, она должна тотчас же показать творение рук своих Эйдану!
Блейз осторожно закрыла холст тонкой материей и вышла из дому. Она очень скоро определила коттедж, где должен был жить Эйдан. Впрочем, найти в Верхнем Раушеме чей-либо дом было несложно. Труднее — застать на месте хозяина.
По мере того как Блейз подходила все ближе к коттеджу пахаря, ее шаги замедлялись, а глаза становились круглыми от изумления. Ибо из всех очень милых коттеджей деревни этот выделялся не только красотой, но и добротностью постройки. Правда, стоило хоть раз взглянуть на сильные руки Эйдана с длинными пальцами плотника или резчика по дереву, чтобы перестать удивляться. Блейз подумала, что все живое на этой земле должно с благодарностью реагировать на прикосновение этих пальцев.
Коттедж Эйдана был похож на тот, где жила она. Но у него было большое деревянное крыльцо с дубовыми перилами, обвитыми жимолостью с двумя-тремя еще нетронутыми утренним морозцем цветками. Листья же уже напоминали лимонные дольки.
Сад продолжал оставаться не по сезону красочным, несмотря на наступившее первое ноября.
Львиный зев. Розы, георгины, хризантемы. С выстроившихся вдоль садовой стены кустов свешивались… Нет, Блейз не верила своим глазам… Но это были самые настоящие ягоды. Какие-то разноцветные ползучие растения опутывали стены из мягкого белого камня, взбираясь на самый верх. В дальнем углу росла, отливая серебром, высокая береза.
Блейз подошла к коттеджу и в нерешительности остановилась под аркой ворот. Эйдан заметил ее чуть раньше, когда она проходила мимо его окон, и бросился к двери. Выглянув на улицу и увидев, что Блейз уже стоит под аркой, он поначалу не поверил своим глазам. Пульс его забился с невероятной скоростью. Нет, этого не может быть! Она просто идет в магазин… Или в церковь… Но внутренний голос твердил Эйдану, что Блейз пришла к нему…
И вот он уже стоит на крыльце, смотрит в ее круглые как плошки глаза и улыбается.
— Нравится?
Он протянул ей руку, и Блейз в два прыжка очутилась на верхней ступеньке крыльца. Эйдан невольно отступил на два шага к самой двери.
— Очень даже нравится! — засмеялась Блейз. — Мне почему-то всегда казалось, что писать сельские пейзажи надо летом. Но я все больше убеждаюсь, что… осенняя природа… Ну… в ней больше простора…
— Это потому, что опадают листья.
— Знаю. — Блейз утвердительно кивнула, делая шаг вперед, все ближе и ближе подходя к Эйдану. — И это новый и неиссякаемый источник вдохновения для художника. Изморозь, покрывающая по утрам землю, мягкий ковер из опавших листьев. В это время уже чувствуется приближение зимы как некоего духа, пока еще прячущегося под землей. Тем не менее цветы продолжают распускаться. Как будто они неподвластны времени. О, Эйдан! Я должна написать все это. Но смогу ли?
Эйдан не мог сдержать улыбки. Хотя причиной тому был отнюдь не горячий энтузиазм Блейз, а его собственные чувства. Радость, оттого что она пришла. Старательный поиск предлога для оправдания своего желания ее увидеть…
Он не пытался себя обманывать. Он отлично знал, что картина была закончена. И больно чувствовал отсутствие Блейз у кромки поля. Ему не хватало ее. Он хотел снова видеть, как ветер играет ее и без того растрепанными волосами…
И не только это…
Эйдан вдруг почувствовал, что без этой женщины останется все тем же человеком без имени, каким был прежде. Блейз принесла с собой четкое определение того, что он, Эйдан, на самом деле представляет собой. Внесла нечто совершенно новое в его образ жизни. Это новое волновало его. И пугало…
— Конечно, вы сможете все это изобразить на холсте, — после минутного молчания ответил Эйдан, внутренне пытаясь смирить бешено прыгавшее сердце. — Но надо выбрать погожий день. Если действительно ударят сильные морозы, то…
Блейз сделала еще шаг и остановилась прямо перед Эйданом.
— Мне потребуется совсем немного времени. Я хотела бы сделать как можно больше фотографий. Вы не позволите прийти завтра утром с фотоаппаратом?
Эйдан утвердительно кивнул.
— Конечно. А сейчас, подождите немного. Я приготовлю что-нибудь поесть.
Он замялся, подумав, что сказал что-то не то. Но Блейз только благодарно улыбнулась.
— Ой, спасибо! Я с удовольствием отведаю ваших яств.
Блейз спохватилась, что слишком быстро согласилась и Эйдан может расценить это как невоспитанность. Она отвела глаза и виновато покраснела.
Глядя на нежную мягкость ее разрумянившихся щек, Эйдан вдруг почувствовал, что ему становится трудно дышать. Он стал отчаянно смотреть по сторонам, пытаясь остановить взгляд на чем-нибудь более безопасном. Эта женщина слишком хороша. Увидев у нее в руках свернутый холст, он обрадованно спросил:
— Это та самая картина? Уже готова? Блейз утвердительно кивнула, только теперь заметив, как странно Эйдан произносит некоторые слова. Она уже начинала привыкать к звучанию его голоса, как, впрочем, и к лицу. Которое ей все больше нравилось.
— Да. Я обещала вам показать эту работу, как только закончу. И вот — принесла.
Эйдан проводил Блейз в комнату и усадил в кресло у пылающего камина. Она оглядела жилище пахаря и нашла его очень уютным. Мебель была простой, но очень милой. На полу лежал плетеный соломенный ковер. А на окнах висели легкие занавески, совсем простые и очень чистые.
Блейз развернула холст и прикрепила его кнопками к стене над столом.
— Вот так-то, — улыбнулась она, в тысячный раз с беспокойством разглядывая свое детище, опасаясь, не упустила ли чего.
Последовало долгое молчание. Наконец Блейз оглянулась через плечо на Эйдана, чуть нахмурив брови в нервном ожидании. Но беспокойство оказалось напрасным.
Он внимательно рассматривал полотно, и даже на его обычно непроницаемом лице можно было прочитать удовлетворение. Подняв взгляд на художницу, он улыбнулся ей и, помолчав еще несколько мгновений, сказал: