Джек отрицательно покачал головой, глядя на Клео, она утонула в чувственном тепле его взгляда, как в глубокой реке.
– Сейчас я сделаю то, что хотел сделать очень-очень давно.
Ей не нужны были слова, чтобы понять его желания. Они займутся любовью. Медленно и очень нежно. Именно об этом полжизни мечтала Клео.
Почему же ей хотелось плакать? Потому что такая любовь шла от самого сердца. Ну, по крайней мере, так писали в книжках. Такая любовь шла вместе с искренними чувствами и нежной привязанностью.
Но Джек не верил ни в любовь, ни в привязанность.
Клео верила в любовь. И, несмотря на трудное детство, верила в привязанность. И теперь очень хотела показать Джеку, как любовь залечивает старые раны. Очень хотела выпустить на свободу то, что он скрыл от всего света. Дать ему повод остаться.
И снова признаться в любви, только теперь без злости.
И услышать то же самое в ответ.
На глаза навернулись слезы, Клео заморгала. Спокойствие исчезло, Джек наморщил лоб:
– Что-то не так?
Однозначно. Совершенно точно. «Будет слишком больно, когда ты уйдешь». Клео сглотнула боль, стоявшую в горле комом, и выдавила:
– Ты очень умный, сам все поймешь.
Он посмотрел на нее с мольбой:
– Ни черта в голову не приходит. Или, может, я ошибся той ночью.
Клео сидела слишком далеко, чтобы прикоснуться к нему, но достаточно близко, чтобы чувствовать теплый запах его кожи и видеть царапины на медальоне и серебристый отблеск в глазах.
– Той ночью, когда мы занимались любовью, я думала… – «Я думала, что ты меня любишь». Она покачала головой. Наивные и глупые мечты. – Я не думала. Мы оба не думали.
– Не всегда нужно очень серьезно все обдумывать, – мягко заметил Джек и прикоснулся к ней.
Наверное, в этом и заключается горькая правда. Клео отодвинулась еще дальше:
– Я не знаю, как в это играть. Отношения не самая сильная моя сторона.
Джек наклонился к ней:
– Давай начнем с того, что ты пересядешь ближе.
Клео замешкалась, раздираемая желанием броситься к нему и убежать. Ни то ни другое не принесло бы желаемого облегчения.
– Иди сюда, Златовласка. – В голосе Джека слышался вызов. – Или боишься?
– Ты играешь нечестно, Джек.
– Клео, – тихая боль омрачала его взгляд, – ты исцелила меня, оттолкнула, соблазнила и отвергла. А теперь просто убиваешь.
И это не вызов, не испытание. Это мольба, от которой сердце Клео сжалось. Она снова осторожно села на край кровати. Глупо думать, что с другими женщинами у него все происходило как-то иначе. Ах, если бы только она могла переубедить его!
– Наши отношения всегда напоминали езду на американских горках.
– Что за поездка! – Джек сел прямо.
Клео чувствовала его дыхание у себя на щеке и тепло, волнами исходившее от его тела.
– Ты наконец готова признать наши отношения. Я тоже готов.
Он нежно прикоснулся к ее затылку.
– Мы выросли вместе. Конечно, у нас есть отношения.
– Очень близкие, очень личные и очень интимные отношения.
Палец Джека медленно спускался вниз, отчего каждый позвонок словно обволакивало огнем. Клео задрожала от этого обжигающего чувственного удовольствия, закрыв глаза и покачивая головой.
– Ты сам отрекся от этого, когда ушел.
– Зато теперь не отрекусь. – Его переполняли эмоции, и голос из-за этого стал хриплым. – Скажи «да», Златовласка. Скажи, что хочешь меня.
Клео таяла, словно металл под паяльной лампой. С мозгом дела обстояли не лучше. Она никак не могла вспомнить, почему считала, что прикосновения любимого мужчины – ужасная вещь.
– Да. Да, Джек. Я тебя хочу.
Джек поцеловал ее в нежную ямку над ключицей. Она почувствовала, как задрожали ноги, когда он заставил ее встать, сам встал, их бедра соприкасались, его руки согревали ее живот.
– Я хочу заниматься с тобой любовью, хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя, когда тебе будет хорошо, – прошептал он и притронулся кончиком языка к мочке ее уха.
Эти слова словно вино разлились по телу. Джек хотел Клео Ханиуэлл.
Сквозь мягкий хлопок она чувствовала, как его горячие ладони спускаются ниже. Чувствовала грубость его мозолистой кожи, когда он кончиками пальцев скользнул по ее животу и спустил шорты и трусики. Они мягко упали к ногам.
Внизу живота проснулось желание, увлажнив ложбинку между ног и заставив трепетать в предвкушении.
– Джек…
Ее руки стали ужасно тяжелыми, когда она подняла их, провела по своим коротким волосам и сомкнула пальцы на шее у Джека, по-прежнему стоявшего позади. От этого поднялись и тяжелые груди.
Клео ужасно хотелось, чтобы Джек прикоснулся к ним, но он этого не сделал. Пока. Еще раз скользнул ладонями по ткани, обвел кончиком пальца ее пупок и только потом потянул топ вверх. Ее грудь, набухшая и отяжелевшая еще сильнее, оказалась на свободе.
– Без бюстгальтера! – промурлыкал Джек.
– Я торопилась.
Пульс громом гремел в ушах, Клео как на иголках ждала продолжения. Она слышала шуршание одежды у себя за спиной.
Наконец он повернул ее к себе. Их взгляды встретились. Клео увидела желание в темных, полных эмоций глазах Джека, почувствовала желание в его трепетавших мышцах. Ощутила желание, твердое и горячее. Почувствовала себя женственной, могущественной.
Джек избавил ее от иллюзий, когда подхватил на руки и положил на кровать так легко, словно она весила не больше облачка. Он явно контролировал ситуацию, однако и трепетал сильнее всего.
Висевшую на окне стеклянную подвеску с витражом качнул легкий ветерок, и в комнате заиграла радуга, высвечивая рыжеватые пряди в его волосах. Одно долгое мгновение Джек и Клео просто смотрели друг на друга. Она буквально впитывала в себя длинные четкие линии его тела, от широких мускулистых плеч до тонкой талии и того, что располагалось чуть ниже.
Джек глубоко вздохнул:
– У тебя самое прекрасное тело. Прекраснее я не видел.
Впервые в жизни Клео почувствовала себя красивой. Почти такой же красивой, как модели, с которыми Джек работал. Он, наверное, умел читать мысли, потому что сказал:
– Я хочу сфотографировать тебя. Такой, как сейчас.
– Правда? – Клео поерзала на прохладном покрывале. Обещание удовольствия в его хриплом голосе не давало покоя. Она изнывала под пламенным, чувственным взглядом.
– Правда. – Джек опустился вместе с ней на кровать, ее бедра оказались между его колен. Он держал ее лицо в ладонях словно драгоценность. – Но это потом, – прошептал он и поцеловал ее.
Поцелуй неожиданно нежный. И греховно соблазнительный. Джек покалывал щетиной щеку Клео и согревал ее своим дыханием – воплощение ее самых сокровенных желаний.
