Она подняла на него взгляд, ее глаза светились неподдельным интересом к новому знакомому.
– Мне кажется, вы любите этот народ и пустыню. Вы словно бы один из них. Только человек, проникший в их мир, мог отразить его так ярко на холсте. Почетный индеец, вот кто вы на самом деле, Чарльз Форд!
Он громко рассмеялся, откинув назад голову. Белые зубы ярко сверкнули на смуглом лице.
– Да, пожалуй, так оно и есть.
Тэсса улыбнулась в ответ.
– Мне это очень знакомо. В Шотландии, где я родилась, на территории поместья жили люди, чьи предки работали там с незапамятных времен. Я любила бывать среди них. Они столько знали о тех краях, о его природе и истории такого, чего не найти ни в каких энциклопедиях. Эти люди прирожденные рыболовы и охотники, а погоду они умеют предсказывать по ветру. Образования у них не было, но зато была извечная мудрость. Пришли англичане, поработили их, правили ими, но все они и гроша ломаного не стоили по сравнению с коренным населением. Они были всего лишь иностранцами, всего лишь завоевателями. Местное население не покинуло свои края, потому что уйти отсюда означало бы утратить какую-то часть самих себя, а эти люди были частью родной природы.
Она вдруг увидела, что взгляд его стал суровым.
– Почему же вы уехали оттуда? – спросил он наконец.
– Влюбилась.
– А-а, любовь… Кое-что о ней знаю и я.
Тэсса ничего не сказала. Чутье подсказывало ей, что он готов поделиться с ней чем-то серьезным, и это же чутье говорило ей, как трудно ему решиться на это.
Чарльз помолчал и вместо признания в чем-то личном сделал неожиданное предложение:
– Я как раз шел на выставку Франца Клайна в Гуггенхейм[12] и заглянул сюда. Предлагаю вам присоединиться. Я не стал бы приглашать вас, но, по-моему, вы из тех людей, кто легко может сказать: «Нет, благодарю вас».
– Да, благодарю вас, – ответила ему Тэсса.
– Со стороны кажется, что написать это было легко, – сказала Тэсса. – Но такое впечатление возникает сплошь и рядом, когда видишь перед собой по-настоящему талантливые вещи.
Она подолгу вглядывалась в полотна Клайна. Каждая из тридцати пяти картин, выставленных на этой ретроспективной выставке, была выполнена в черно-белых тонах, столь характерных для бескомпромиссной творческой манеры этого художника.
– Одна-единственная черная линия на белом полотне может полностью изменить убеждения человека, – сказал Чарльз. Он помолчал и глубоко вздохнул. – Это зависит от твоих личных ощущений.
Тэсса повернулась к нему. Впервые сказанное им показалось ей странным и непонятным. Что он имеет в виду под… «личными ощущениями»? Черная линия, она и есть черная линия. И ничего больше. Какая связь может существовать между нею и изменением убеждений? По выражению ее лица было ясно видно, что она этого не поняла, но он не собирался ничего объяснять.
– Клайн, конечно, интересен, он оказал немалое влияние на своих современников Де Коонинга и Поллока. И его последователи весьма значительны – Раушенберг и Твомбли. Если вам это так же по душе, как и мне, мы могли бы продолжить и пойти в Мет[13] на выставку Твомбли.
Он вопросительно взглянул на нее. Тэсса ответила ему улыбкой.
– Это очень интересно. Похоже на урок по истории живописи.
– О Боже! – воскликнул Чарльз. – Немедленно остановите меня, если я начну сбиваться на лекторский тон. Иногда я и сам толком не знаю, что́ мне нравится, а что́ нет, но о живописи я знаю довольно много.
Она рассмеялась, услышав, как он перефразировал известную сентенцию.
– Не верю я вам. По-моему, вы точно знаете, что именно вам нравится. И уж наверняка – что не нравится.
– Так вы, стало быть, считаете, что у меня на все есть свое раз навсегда сформировавшееся мнение?
Оно, конечно, у него есть, но только не о живописи, особенно с недавних пор.
– Я бы сказала, что да, – ответила Тэсса, пока они переходили к следующему смелому абстрактному полотну.
Подойдя к картине, она прочитала табличку под ней – «Без названия – 1957», постояла, вглядываясь в хаотическое нагромождение геометрических фигур и цветовых пятен, потом резко обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Думаю, что переспорить вас нелегко.
Она улыбнулась, сознавая, что флиртует с ним, и вполне сознательно. Он такой откровенный, искренний, прямолинейный. Почему-то именно из-за этого ей не терпелось хоть чуточку его раззадорить. Почему? Интересно бы самой выяснить это. Он очень привлекателен. Очень. Ей нравится, как он одет – с небрежной элегантностью и тонким вкусом. Чарльз выгодно отличался от одетых с иголочки пижонов, которые так и светились самодовольством, нацепив на себя эксклюзивную модель известного кутюрье.
– А вас, значит, легко? Не думаю.
Ему понравилось задорное выражение, мелькнувшее в ее глазах. Чарльз все сильнее ощущал на себе ее обаяние. Для англичанки она чересчур элегантна и жизнерадостна и больше походит на француженку. Возможно, так повлиял на нее брак с американцем.
– Я недостаточно хорошо знаю вас. – Тэсса замедлила шаг, скользнув взглядом по следующему холсту.
– Я вас тоже, – ответил он.
– Отвечаете вопросами на мои вопросы?
– Отвечаю фактами на ваши факты. Ведь вы не задавали вопросов.
– Сдаюсь, – широко улыбнулась Тэсса.
– Разве мы ведем поединок?
Так оно, разумеется, и было, и они одновременно рассмеялись, хорошо понимая друг друга, словно им удавалось читать мысли собеседника.
Все было внове. Все было открытием. Словно был найден необыкновенно волшебный рождественский чулок, вместо сластей и игрушек битком набитый информацией, и где-то в его глубине находился ключик… ключик к более близким отношениям. Так или примерно так думала Тэсса, проходя рядом с Чарльзом мимо абстрактной бетонной скульптуры Клайна.
– О'кей, – сказала она. – Давайте подведем итог. Что, собственно, я знаю о вас? Вы художник, вам нравятся старинные и красивые вещи и не нравится, когда приходится ждать… вы знаете кое-что о любви. Ну и как, это много или мало?
– Что вы имеете в виду «знаю кое-что о любви»? – переспросил Чарльз, склонив голову набок.
– Вы сами так сказали. В книжном магазине.
– Правда?
– Да. Я объяснила, что причиной моего приезда в Америку было то, что я влюбилась, и тут вы сказали: «Кое-что о любви знаю и я».
– Гм-м. Вижу, что в вашем присутствии мне надо быть поосторожнее.
– На тот случай, если слишком много выложите о себе? – рассмеялась Тэсса, которой эта беседа доставляла неизъяснимое удовольствие.
Она нравилась ему. Теперь она это знала. И симпатия эта была взаимной. Ей не хотелось расставаться с ним. Она уже согласилась пойти с ним в Мет. Теперь Тэсса надеялась, что он пригласит ее пообедать.
