– Я справлюсь. Да, все тут новоселы. Мы с родителями позавчера въехали, но работы еще выше крыши, – мелодично сообщила она и показала подбородком на соседний дом.
– Мне надо тренироваться, – настаивал Арсений, отнимая у нее тюк, – вечером предстоит свое носить. И одной ходкой я не обойдусь.
– Если у вас коробки, то дома складывайте. Там объявление висит о штрафах. И какой-то дед в кустах дежурит даже ночью. Сейчас увидите, он раскладушку поставил. Выскакивает и орет, что плоскостей в контейнер войдет много, а кубов мало. Геометр недоделанный.
– Вот незадача. Мне матушка надавала посуды, тряпок всяких и собственноручно об мотала тару несколькими слоями скотча. Чтобы сплющить такую коробку, липучку еще распарывать надо. Не подрядить ли деда за плату?
– Идея. Ну вот, обратно налегке. Спасибо. Только не думайте, что вечером я буду помогать вам с вашим мусором в знак благодарности.
– И в голову бы не пришло. Лучше звоните мне, когда соберете что-то на вынос. Как раньше говаривали, располагайте мной, сударыня.
– Пожалуй, забьем в трубки номера друг друга, – помедлив, решила она.
И Арсений возликовал, будто обошел на кастинге в сериал народного артиста.
Он звонил ей каждый день, предлагая свои услуги. Она ни разу ими не воспользовалась. И своей женской помощи по обустройству холостяцкой квартиры не предлагала. Тем не менее позже, когда они расстались, Арсений с неожиданной для себя гордостью сказал приятелю: «Я в свои тридцать лет выносил хлам любимой девчонки. Поджидал ее во дворе, чтобы удостоиться чести. Ты заметил, что переезд в новую квартиру чреват регулярными визитами на свалку?» Они тогда хорошо сидели в ресторане. И приятель взгрустнул: «Ты давно, ты во дворе. А мне соседка сейчас выставляет на лестничную площадку пакет с очистками. И я по пути на работу его выбрасываю. Но к себе не пускает, говорит, доверия не вызываю. Только в кино ходим. И как мы такие унижения терпим?» Арсений побледнел от ревности к методу унижения, считая его своей и Галкиной собственностью. Еле опомнился.
Разумеется, инициатива Арсения хозяйственными делами не ограничивалась. Когда немного обустроились, он пригласил Галку в гости. Она целомудренно отказалась. Он попробовал взять паузу, но не удержал больше трех дней. Тогда он еще днями и ночами считал. Снова позвонил. Галка еле согласилась кофе в баре выпить. Пришлось ухаживать по классическому варианту – цветы, концерт, ужин, цветы, обед, театр, цветы, браслет, ужин, цветы, колье, обед и так далее. Она принимала очень недешевые украшения, как дикарка стекляшки – радовалась оригинальной форме, цвету, но не каратам. Наконец количество свиданий перешло в качество секса – однажды она заскочила в шесть утра за забытой накануне книжкой. Он так просил ее валяться в постели до его возвращения с работы. Отказалась. Он порывался сказаться начальству больным. Галка усмехнулась:
– Я бы рада ответить тем же и прогулять занятия. Но если сегодня не сдам зачет, меня отчислят. Так что иди, иди, может, еще пригодится этот вечный фокус с температурой тридцать восемь и пять, которая почему-то всегда поднимается за ночь. И еще не дари мне больше драгоценностей, пожалуйста. У меня их столько! Ничего не дари, только себя.
Вот тогда он стал оперировать часами и минутами. С Галкой не существовало проблемы места. Ее не коробила близость на лужайках парков, в ванных комнатах знакомых, подъездах, лифтах, пляжных кабинках, такси. А само присутствие олицетворения не ведающей стыда за свои безобразия стихии возбуждало настолько, что Арсений не знал, где ему приспичит оскорбить общественную мораль. Эта доступность всегда и везде развращала по-настоящему.
Галка говорила, что учится в институте, оставляя за собой право жить по собственному расписанию и назначать встречи. Кажется, ни разу не согласилась на время Арсения. На самом деле она уже защитила диплом. Светлая голова – для усвоения школьных знаний ей потребовалось восемь лет, вузовских – четыре. Однако работать девушка не собиралась. Жизнь преподавателей и студентов ее альма-матер была гораздо завиднее блеклой судьбы мужчин из офисов, в которые она не трудоустроилась. Но тогда Арсений считал себя единственным обладателем и хранителем красивой, доброй, умной девочки со здоровой сексуальностью. И гораздо позже это самое здоровье проанализировал.
Женский темперамент, как освобожденный, истомившийся за века джинн, исполняет любые мужские желания, не траченные интеллектом. Одна беда, они довольно скоро иссякают. Потому что мужчине, чтобы удовлетвориться, не нужен пышный антураж и удушающие ароматы восточных благовоний. Джинн бьет копытом: «Чего изволите?» Утомленный разнообразием любовник: «Дай подумать». Услыхав слово, обозначающее умственный мыслительный процесс, джинн расстраивается и говорит: «Если не тянешь, запечатывай меня в кувшин и оставляй в людном, но приличном месте». Тогда накатывает жадность, повелитель колеблется, а джинн начинает скандалить. И приходится выполнять на сей раз его заветное желание. Казалось бы, нервная, но вполне пристойная история.
У самого Арсения все получилось гаже. На ночь Галка не оставалась, якобы не могла изводить старорежимных маму и папу. Они еще потешались над тем, что в советские времена старорежимными называли тех, кто получил воспитание до семнадцатого года, а теперь тех, кто до девяносто третьего. Он ушел с высокой должности в престижном аналитическом институте, чтобы работать дома. Ждал свою лихую студентку. А когда она являлась – неизменно голодная, ироничная, возбужденная, – терял нить времен. Дошло до того, что он, нудный аккуратист, сутками не заправлял постель, не подбирал с пола подушки и одеяла, не расправлял простыни, любуясь кавардаком, который она устроила. Галка – мастерица особого беспорядка. После ее ухода в квартире все было вверх дном. Но для приведения жилья в идеальный вид достаточно было задвинуть в ряд книги, скинуть в ящик комода вынутые оттуда безделушки, выпрямить шторы и отнести в кухню стаканы и тарелки, которые она бросала на столе, тумбочках, даже креслах. Необременительная уборка. Он уже не мог обходиться без этого живого теплого деятельного антидепрессанта. Собирался вести Галку к родителям и делать предложение. Они были близки год, а ощущался он как вся жизнь. Арсений иногда на недели забывал, что у него есть семья и друзья.
Однажды на какой-то конференции по внешней политике он познакомился с Александром. Удачливый бизнесмен соображал в теории. Во время перерыва они с Арсением пили кофе, а потом вместе вышли на улицу – так увлеклись обсуждением докладов и докладчиков. Машина Арсения была в ремонте, он стал ловить такси, но Александр предложил подвезти. В Москве это означает потерю нескольких часов, и надо быть очень материально полезным водителю, чтобы он еще и настаивал. А какой с Арсения навар? Бог тогда вознаградил Александра за умение симпатизировать и бескорыстие: дорогой выяснилось, что у них немало общих друзей. Они бывали на одних и тех же торжествах, но по случайности никто их друг другу не представил. А главное, они жили не просто в одной стороне – в одном дворе. Так в мегаполисе никогда не везет, но ведь повезло.
