Я не знала, что делать. Сесть и сидеть? Ходить по комнате из угла в угол? Полежать? Стало прохладно, меня зазнобило. Потоптавшись по скрипучим половицам, чтобы согреться, обняла плечи руками. Все зря, все даром… Может в диване есть какое-нибудь завалящее одеялко?
Попробовала поднять диван, но его заклинило. Даже руку в щель не просунешь. Пнув с досады проклятый диван, я пошла стучать в дверь:
— Эй! Вася! Эй, как тебя там?! Мне холодно!
Пауза, шаги, скрип, дверь открылась на десять сантиметров, мне сунули в руки невнятного цвета плед, дверь закрылась. Я вздохнула. Даже общаться не хочет. Ну и хрен с ним! Пойду лягу и укроюсь, завернусь в этот пледик, закрою глаза…
Хоть бы уже скорее…
Хоть бы Данила собрал деньги, отдал их Максу и приехал за мной…
Пусть просто приедет и заберет меня, пусть даже не разговаривает со мной, но заберет отсюда в теплый дом, в мою мягкую постель, где рядом стоит прикроватный столик, а в нем спрятаны вкусняшки…
Не знаю, сколько я спала и спала ли. Мне снился Веня Баринов. Было больно и страшно, больно и противно, просто страшно и плохо… Данила маячил где-то вдалеке, но я не могла к нему приблизиться, как ни старалась. Я шла, бежала, даже пыталась лететь, а все впустую. И тогда я плакала, вытирая слезы старым пледом, звала его, пугалась тишины и молчания, и укоризненного взгляда…
А потом Данила пришел. Сам.
Он обнял меня, зашептал что-то на ухо, поднял и понес. Все вокруг качалось, а я боялась этой качки и цеплялась за его шею руками, чтобы не упасть. Потому что если я упаду, то обязательно случится выкидыш. Я даже сказала об этом Даниле и сразу забыла об этом. Мне снова было плохо. Больно, да, но и плохо не от боли. Болела душа, тот самый орган, который пока еще не нашла медицина. И не понять, кто виноват — Веня Баринов, чтоб ему в аду гореть вечно, или Макс, или Данила, а может, и я сама…
Когда я наконец смогла смотреть на мир без облака красных точек перед глазами, первым, что я увидела перед собой, было лицо Ирины. Обеспокоенное лицо. Вяло похлопав ресницами, я спросила:
— А где Данила?
— Тут он, за дверью мается, — сообщила гинеколог. — Как вы себя чувствуете?
— А где я?
— Дома, — улыбнулась она. — Вы пережили сильный стресс, теперь, чтобы не потерять тройняшек, придется оставаться в постели весь оставшийся срок.
— Весь?! — ужаснулась я. — Но ведь еще… Шесть месяцев!
— Да! Шесть месяцев в постели! Ваш муж наймет вам сиделку, чтобы та помогала аккуратненько вставать в туалет и в душ, но никаких больше волнений! Понятно ли вам то, что я говорю, Ева?
— Понятно, — вздохнула я. — Но с малышами все в порядке?
— Пока да, но есть небольшая угроза. С одноплодной беременностью я бы рекомендовала просто щадящий режим, но три плода требуют большой осторожности.
Она сложила портативный УЗИ и встала, улыбнувшись:
— Мы же помним, Ева, что это не для себя. Это для здоровеньких деток!
Я кивнула, как нашкодившая первоклашка перед завучем. Положила руки на живот. Маленькие мои… Толкнитесь! Чтобы я знала, что с вами все в порядке! Но дети не спешили успокоить меня.
— Прощаюсь с вами, надеюсь, что до следующего планового визита не встретимся, — сказала Ирина уже в дверях и добавила явно для Данилы: — Никаких волнений, помните?!
Он появился в комнате — такой бледный, что я сама испугалась за его здоровье. И вспомнила: ведь он заплатил за мои ошибки полмиллиона долларов! Тут кто угодно побледнеет… Вжалась в подушку, чтобы стать незаметнее, как бы глупо это не выглядело. Но Беркут не собирался ругаться. Он присел на кровать и взял мою руку в свои большие ладони:
— Детка… Ты так меня напугала!
— Прости… — прошептала. — Я не хотела.
— Ты не виновата, — он поцеловал мои пальцы.
— Виновата. Но я не хотела, правда.
— Я не хочу тебя волновать, детка… Ирина сказала, что тебе нужен покой.
Он выглядел странно. На лице написано, что у него куча вопросов ко мне, но что-то удерживает от них. Заботится… Обо мне или о том, чтобы я не потеряла детей раньше срока? Но я не могу больше врать и выкручиваться. Тем более, что Макс ясно сказал ему…
— Я не буду волноваться, — приклеив на губы улыбку, ответила почти весело. — Чего мне волноваться?
— Ладно. Ладно, детка, я просто хотел спросить. Ты же не брала у этого типа деньги?
Боже, как он хочет, чтобы все, что сказал Макс, оказалось неправдой! Я могла бы сейчас покачать головой и уверить Беркута, что я ни при чем, что я невиновна и вообще колокольчик. Легко! Но мне показалось, что настал момент во всем признаться. Будь что будет…
— Брала, Данила. Я взяла у него деньги.
Увидев, как брови на красивом любимом лице сдвинулись к переносице, поспешно добавила:
— Но только триста тысяч. Рублей!
— А полмиллиона баксов?
— Это не я. Могу поклясться на чем угодно, что это не я.
— Совпадение? Таких совпадений не бывает!
— Как видишь, бывает, — я усмехнулась. — Зачем мне его полмиллиона баксов? За такое сажают. За такое даже урыть могут, а мне это не нужно. Я никогда не была жадной.
— Значит ли это, что… У тебя были и другие разы?
В смятении Данила даже отпустил мою руку. Да, милый, добивай меня. Сейчас мне уже все равно. Потом придет раскаяние, страх за будущее, боль от потери любимого человека, а сейчас…
— Ты хочешь, чтобы я все тебе рассказала? С самого начала? Предупреждаю, на сказку это совсем не похоже.
Он поколебался, но кивнул. Что ж. На его месте я сделала то же самое.
Я рассказала ему все. С самого начала. Как сбежала с подружкой в клуб, пока родители были на даче, как меня заметил Веня Баринов — самый мажористый мажор города, как он меня напоил и привез к себе на дачу… Как взял силой. Как потом вышвырнул подобно ненужному старому носку.
Мой голос был ровным и почти скучным. Слова уже не вызывали картинку, уже не причиняли боль. Это было давно, три года назад, я пережила, переболела…
— Когда я поняла, что беременна, я никому не сказала. Пошла прямиком к Вене. Не знаю, что хотела ему этим доказать… Наверное, хотела увидеть его глаза. Чтобы ему хоть на секунду стало так же страшно, как мне.
— А что он?
Это был первый раз, когда я услышала голос Данилы с начала моего рассказа. Видимо, действительно хотел знать. Я усмехнулась:
— Он сказал, что все будет хорошо. Посадил меня в машину и повез на дачу. Но мы не доехали. Он остановился в лесу, вытащил меня на траву и снова изнасиловал. А потом из другой машины вышли его друзья. Вместе они били меня — сначала кулаками, потом ногами. В живот в основном… И оставили там, в лесу.
Я помолчала. Тоненькой привычной ниточкой боль вернулась — фантомная боль от переломанных ребер и удаленной селезенки. Фантомная боль от выкидыша. Но я оборвала эту ниточку, смотала в клубок и забросила в дальний уголок души. Все позади. Все давно закончилось. Боли больше нет.
— Когда я поправилась, собрала свои вещи и уехала. Не подавала заявление в полицию, не говорила никому. Уехала, чтобы не вариться в этом соусе всю жизнь… В Благовещенске встретила одного богатого парня, мы повстречались немного. Я думала, что делаю это, чтобы забыть все, что случилось, потом хотела убить его, потому что он был похож на Веню… Потом решила, что не хочу всю жизнь сидеть в тюрьме, и соврала ему, что беременна. Он так обрадовался! А я захотела отомстить ему. За Веню. Взяла деньги, которые он дал мне, и сбежала…
Улыбнувшись самой себе, продолжила:
— За два года я сделала многих парней. И не жалею об этом. А потом встретила тебя.
— И чем я отличаюсь от них всех?
Я пожала плечами:
— Картина. Пуансеттия в горшке. Лошадиная прогулка. Кошки. Семья. Всем ты отличаешься. А главное — тем, что я в тебя влюбилась. Но ты вправе не верить мне. Я пойму.
Данила встал. Хмуро глянул на меня, отвел глаза и сказал:
— Я должен понять — хочу я тебе верить или нет. Прости.
И вышел.
Я откинулась на подушку, закрыв глаза. Может быть, он вернется. Может быть, нет. Во всяком случае, я смогу переболеть и им тоже… Главное сейчас — не волноваться.
