Неожиданно он бросает сумку на затоптанный бетонный пол и, развернувшись, всего за пару размашистых шагов равняется со мной. В первую секунду мне кажется, что он меня ударит, но он меня не бьёт — просто обхватывает ладонями моё лицо и приблизившись почти вплотную:
— Нет, это ты меня мучаешь! Всю душу ты мне вывернула! Думаешь, мне сейчас легко? Легко?!! — я впервые слышу, как он повысил голос. Всегда такой сдержанный прежде, он словно становится сам не свой. И я замираю, не узнавая его нового: — Мне хреново сейчас даже больше, чем тебе! А знаешь, почему? Потому что для тебя это всё впервые, а я уже думал, что в последний раз. Я действительно полюбил тебя, такую чокнутую дуру, я был готов мириться со многим, глотал один твой заскок за другим, но у всего есть предел, Вика. К сожалению, я знаю, чем бы это всё закончилось в итоге. Через месяц, год или два, но обязательно бы закончилось. Не может быть иначе, ты ещё не созрела и не готова к серьёзным отношениям. А я уже давно перерос эти адреналиновые горки.
— Я готова, Саш, ко всему, рядом с тобой, — плачу, трясясь то ли от холода, то ли от шока. — Дай мне шанс… Самый последний.
Он хватает меня за воротник куртки и рывком притягивает к себе. И обнимает так крепко, что больно рёбрам. Обнимает отчаянно… как обнимают в последний раз.
— Я делаю это всё ради тебя, дурочка, — шепчет мне на ухо. — Потом ты это поймёшь. Не сразу, конечно, но поймёшь обязательно. Тебе будет сложно со мной. Я освобождаю тебя от себя.
— Но ведь мы любим друг друга…
— Одной любви очень мало, к сожалению. Иногда дорогого человека лучше отпустить и сейчас тот самый случай. Отпустить, чтобы подумать, остыть. Переосмыслить многое. А жизнь… она сама всё потом по своим местам расставит. Вот увидишь, — гладя меня по волосам, прислоняясь своим лбом к моему. — Не реви, слышишь? Бери уже себя в руки, ну. Никто не умер. Ты же стойкий оловянный солдатик.
— Я умерла.
— Глупая, ты живая! Красивая. И будешь счастливой, я тебе обещаю.
Его глаза так близко и хоть в тоннеле темно, кажется, в них тоже блестят слёзы.
— Всё, мне, правда, пора.
А теперь мне кажется, что он хочет меня поцеловать — его губы застывают буквально в миллиметре от моих… Но он не целует — просто разворачивается и, подняв свою сумку, уходит.
Несколько секунд я стою и смотрю ему в спину, не в силах поверить, что всё это произошло в реальности.
Он уезжает. Насовсем. То есть вообще навсегда.
Когда он срывается за поворотом, я словно оживаю: подрываюсь с места и бегу за ним снова. Бегу, что есть сил, расталкивая людей плечами. Минуя контролёров у входа раскрываю двери и несусь на перрон. В кеды забивается снег, в лицо бьют порывы колючего ветра, но я не чувствую холода.
Он уезжает! Уже стоит на ступеньках вагона.
— Саш! — кричу, что есть сил. — Саша!!!
Оборачивается.
— Я тебя люблю, слышишь?! Всегда буду любить только тебя одного!
…и в этот момент нас отрезает друг от друга бездушная дверь.
Поезд уезжает, набирая скорость, я вижу в крошечном мутном окне тамбура его силуэт и понимаю, что это всё. Точно конец.
Опускаюсь коленями прямо на снег и, закрыв лицо руками, плачу навзрыд.
Он всё-таки уехал.
И ничего мне не ответил.
Конец
