- Ба подкинем в больницу,- прошептал Федя, словно кабан раздирающий переплетение колючи ветвей своим телом. На Ба он накинул свою кожанку, за что я ему была очень благодарна.- А тебе надо ...
- Мне ничего не надо больше,- вздохнула я. Да, я приняла решение. И сейчас оно огнем жгло мою душу. – Федь, я исчезну. Прости, но так будет правильно. И для Вани, и для Ба – для всех. Только Ба, не бросай ее.
- Дура ты, Груня. Вангелия давно мне рассказала, кто она и зачем с вами. И она очень рисковала сейчас. Ты не имеешь права все эти старания пустить псу под хвост. И еще, не всегда надо верить. тому что тебе говорят. Эй, ты слышишь? - странно, я еще никогда в тоне Феди не слышала такого человеческого, настоящего.- Герман Арнольдыч он...
Нет, я ничего не слышала, не желала слышать, погрузившись в свои чертовы обиды и жалость к себе. Да что он мог знать этот амбал, и думать что можно, мозгом размером с орех. Я то умная, конечно. Все эти мысли роем вихрились в мозгу, не давая слушать и соображать здраво.
- Он все сказал,- резко оборвала я бодигарда.- Это моя ошибка, не его. Я растворилась в чертовом маньяке. И даже не могу его ненавидеть. Но это уже неважно. Я умерла, там на поляне. И ребенок, которого я ношу – скверна, запретный плод. Ой, мне надо в туалет. Подожди тут,- спокойно сказала, не давая эмоциям меня выдать.
- Ты это, без глупостей давай, все разрешиться. А Герман, он...- пробубнил Федор устало, тут же опустил бесчувственную Ба на подстилку из влажных листьев, а сам привалился спиной к стволу. Только я не стала дослушивать болтовню защитничка.
- Конечно без глупостей, пообещала я, скрываясь в кустах. Звуки автомобильных моторов я услышала минут двадцать назад, и решение приняла сразу. Мне не было стыдно или больно. Только инстинкт самосохранения и трезвый расчет гнали, похлеще адских гончих.
- Тебе куда, дочка? – спросил благообразный дедулька. Мне повезло, остановилась первая же машина. Старый, раздолбанный «Мрсквичок» показался мне царской каретой.
- Куда глаза глядят,- тихо ответила я.- Простите, я покажу, где меня высадить.
- Может помощь тебе нужна. Так ты скажи. Я дядь Митя, кстати.
Я отвернулась к окну, уперлась в него лбом, и наконец – то дала волю скопившейся боли, выливающейся потоками горячих слез – опустошающих, но позволяющих жить дальше. Огурец не бросит Ба. С ней все будет хорошо. А я? Я положила руку на свой живот, прощаясь с самым дорогим даром, данным мне Германом.
- Здесь меня высадите,- сказала тихо, увидев знакомый с детства указатель. Ба прятала меняв маленьком городишке, о котором я вспоминаю с содроганием. И теперь судьба словно сама привела меня туда, откуда я всеми силами пыталась выбраться. Нужно будет только выкрасть Кошмаруса у маньяка и забыть обо всем, как о страшном сне. Или...? В голове моей вдруг начало оформляться нечто пугающее.- Дядь Мить, денег у меня нет совсем. Колечко возьмешь? – спросила тихо, снимая с пальца помолвочный перстенек, подаренный мне мужчиной, когда я была еще очень счастливой. Так давно это было.
Герман
Нельзя принять то, что противоестественно, что невозможно исправить, и то, что ты бессилен перед неизбежностью. Нельзя понять того, что твоя жизнь совсем не такая, какой ты ее считал. Страшно чувствовать себя персонажем чужой игры, в которой ты прожил долгие годы.
Но самое страшное – до безумия любить человека, который не может стать твоим, принадлежать тебе безгранично.
- Как ты, блин, промохал ее? Как? – заорал я, на Огурца, похожего сейчас на проштрафившегося щенка.- Девчонка тебя, натасканного пса, обвела вокруг пальца, словно неразумного сопляка.
- Слушай, не ори на него,- подала голос Ворона.- Эта девка – мартышка мадагаскарская, за ней уследить даже дементоры бы не смогли. А еще она разбита, обижена, и напугана. Я сразу сказала – план фуфло. Герман, ты ведь понимаешь, как ей сейчас страшно? Носить под сердцем ребенка от родного брата – не у каждой психика выдержит подобные откровения. И ты козел, конечно, Герман. В общем я Грушу понимаю.
- Я не знал. Черт, я даже не мог представить, что такое возможно,- прорычал я, задыхаясь от бессилия. Сто раз пытался осознать, и никак не мог принять факта, что мы с Грушей никогда не сможем быть вместе.- А с Ба что?
- Бабка в коме. Травма головы оказалась очень сильной, кровоизлияние в мозг, плюс возраст. Никаких прогнозов. Остается надеяться, что у старушки сильный ангел хранитель,- отрапортовал бодигард, сжав пальцы в кулаки.- Ваш братец мразь неплохо постарался. Справился, блин.
- У меня нет брата,- горько ухмыльнулся я,- зато теперь есть сестра, мать твою. Сестра. Где теперь ее искать?
- Ну, вообще – то она мертва, — предостерегла меня Вангелия. – Ваш папенька в этом уверен. Так что пока искать девку нецелесообразно.
- Она наделает глупостей, понимаешь? – заорал я, сходя с ума от бессилия.- И я себе не смогу простить этого.
- Единственная глупость в ее жизни – ты Герман. И чертов ребенок в животе. И та глупость, от которой ты так стараешься ее уберечь – единственное верное решение. Смирись, это дитя не должно увидеть свет. Плод порочной любви – скверна. Дети от кровосмешений - генетические уроды. Так будет лучше и тебе и ей. А сейчас – дискотека. Слушай, давай уже устроим Гвадалахару папульке твоему. Он ведь должен ответить за все свои преступления. У нас все готово. Марика выключим на раз. Ты видел, кстати, как его Грушкин кот разукрасил? Теперь наш ДиКаприо комнатный похож на маску Хеллоуина. Нос на бок свернут и вся морда располосована.
- А знаешь, ты права,- сказал я спокойно, поднимаясь с кресла. Я не видел братишку полдня, но кошаку респект. - Пора заканчивать. Ты все сделала, чтобы твой хозяин был доволен, Ваня? Арнольд с годами стал слишком доверчив. У тебя же на лице написано, что ты предательница.
- Да, я такая, — чертова баба кивнула, и в глазах ее я увидел нехороший блеск. Прекрасно, начинаем первую часть марлезонского балета. Где там мой названый папуля? Он ломал меня всю жизнь, играл нашими с Грушей жизнями ради дурацких координат? Пришло время собирать камни.
-Федя, подай машину через десять минут. Вангелия, ты на исходной. Сколько там ты задолжала Арни?
- Полтора ляма? – выдохнула шарлатанка.
- Списано,- ухмыльнулся я, твердым шагом направляясь к выходу из кабинета в компании бравого охранника. Сейчас я снова был тем Германом Розановым, прежним – злым и собранным. Таким, каким был до встречи с моей конопатой бедой. Она изменила мой мир. И я ее найду, чего бы мне это ни стоило. Или не найду? Может быть права астрологиня? Может не стоит продлевать агонию?
- У меня все готово, босс,- прошептал Огурец.
- Кстати, Федь, а почему тебя огурцом кличут? Столько лет с тобой вместе, а я не удосужился поинтересоваться. Не похож ты на овоща.
- Да у меня аллергия на зеленку,- пробурчал верный мой нукер.- Один раз в меня бросили банку с раствором бриллиантовой зелени прямо в лицо, ну когда я банкира еще охранял. Он там кинул вкладчиков в общем, ну а мне досталось. Так я пупырями весь пошел. Ну и вот. Я то надеялся, что креативные бойцы меня хоть Халком обзовут. Ну, Шреком на худой конец.
- Ослом тебя назвать надо было,- раздался противный голос. Я замер на месте, пытаясь определить, откуда он идет. Гаденыш подслушивал, сто пудово. Арнольд оставил его надзирать за мной. Его и Вангелию. Старый дурак. Я усмехнулся, разглядывая Марка, появившегося из небольшой ниши в коридоре. Красавец, что не можно глаз отвесть, блин. – Куда это ты собрался, Герыч? Папа велел докладывать ему обо всех твоих передвижениях.
- Так доложи, братишка. Я еду к нему. Папочка же хотел координаты? Передай, что я их расшифровал. Я знаю где схрон. А еще, у меня для него есть сюрприз. Кстати, Марк, а ты в доле? Что тебе пообещал отец?
- Ничего? – выдохнул братец, и в его глазах наконец – то промелькнуло не злое безумие, а удивление и растерянность. Вот сейчас бы мне ликовать, но я не испытал ничего кроме жалости к этому несчастному, невлюбленному, ненужному человеку, которого даже родной отец ни в грош не ставит.