Справа у стены, на полу, покрытом огромным каким-то блеклым ковром, стоял обычный письменный стол. Почти такой же, как и в кабинете Звездинской. На противоположной от стола стене, висела панель, разбитая на несколько прямоугольников и поблескивающая серыми глазницами выключенных экранов.
— Что это? — Леночка ткнула пальцем в панель.
— Мониторы видеонаблюдения, — объяснил Тимур.
Леночка быстро пересчитала вот эти, как сказал отец, мониторы:
— У тебя в доме шестнадцать комнат? — уточнила.
— Шестнадцать помещений, — усмехнулся Халфин.
— И за всеми ты наблюдаешь отсюда?
— Если мне нужно — да, — Тимур поморщился от неуместного вопроса. — Вообще-то, постоянно наблюдением занимается охрана.
— И где они? — Леночка покрутила головой, словно выискивая попрятавшихся куда-то «наблюдателей».
— В левом крыле дома, там, где живет и работает обслуга, — Халфин посчитал, что дал исчерпывающие объяснения, а потому, завершил расспросы дочери фразой: — Тебя это не должно ни заботить, ни беспокоить.
— Как не должно?! — взвилась Леночка. — Какие-то неизвестно кто смотрят, как я сплю и занимаюсь, и мне, по-твоему, это безразлично?!
— Все делается в целях твоей безопасности, — вздохнул Тимур, поняв, что так просто от дочери он не отделается.
— А разве мне что-то угрожает в твоем доме?! — взвизгнула испугано.
— Нет, — успокоил отец. — Но для того, чтобы так было и впредь, необходимо принять все меры предосторожности.
— Покажи мне мою спальню! — глаза Леночки сверкнули любопытством. — Ну пожалуйста! — протянула просительно.
Халфин сел за стол, произвел невидимые для дочери манипуляции, в результате которых из-под обычной деревянной столешницы выдвинулась панель, утыканная кнопками. Нажал одну из них.
Экранчик в центре противоположной стены замерцал, но остался таким же серым.
— Почему я ничего не вижу? — удивилась Леночка.
— Потому что в комнате темно. — Тимур улыбался, — и когда ты спишь, работают только датчики движения. Сейчас в твоей спальне никого нет.
— Зачем тебе все это, папа? — удивилась Леночка в очередной раз.
— Я ведь уже сказал — в целях безопасности, — Тимур снова нажал на кнопку и экран стал таким же, как и те, что были рядом. Указал дочери стул с высокой спинкой напротив себя:
— Сейчас ты снова с самого начала расскажешь мне обо всем, что произошло после того, как погибла твоя мать.
— Но ведь я уже рассказывала! — возмутилась Леночка.
— Повтори еще раз! — настаивал отец.
— С самого детского дома? — уточнила дочь.
— С самого детского дома, — подтвердил Халфин.
— Ну ладно, — вздохнула притворно. — Повторю еще раз, если ты что-то забыл.
Глава восьмая
Диана поняла, что Леночка вот-вот уснет. Подружка начала повторяться, рассказывая об одном и том же, в незнамо какой раз.
С самой Дианы сон слетел уже давно. Она потормошила Леночку:
— Не спи!
— Я не сплю! — наиграно-бодро ответила подруга.
— Я все поняла и про магазины, и про дом с охраной, и про гостей и их детей! Но ты совершенно ничего не рассказала об отце!
— Как это не рассказала?! — Леночка села в кровати, обернулась к Диане. — Все я тебе рассказала!
— Ни-че-го! — Диана сожалела о том, что вынуждена сообщить подруге. — Ты не знаешь ни о том, кто твой отец, ни чем он занимается, где работает, если работает вообще, откуда у него этот дом? Не знаешь о том, когда он вышел из тюрьмы, как прошли его годы в заключении! И почему он сказал: «после гибели твоей матери?!»
— А как он должен был сказать?! — Леночка толкнула Диану. — После того, как я убил маму?! Ты в своем уме?!
— Надеюсь, что в своем, — вздохнула Диана. — Просто беспокоюсь о тебе.
— Значит, мы уже совсем-совсем помирились?! — возрадовалась Леночка, добавив, — Ну, если ты беспокоишься?
Диана вздохнула. Если еще утром она злилась на подружку, думала, что никогда в жизни и словом с нею без нужды не перемолвится, то поняла во время рассказа Леночки, что понемногу оттаивает. Что куда-то исчезают злость и обида.
«Люди разные», — думала Диана. — «Они и чувствуют, и действуют по-разному. И это вовсе не значит, что человек плохой. Просто для Леночки поступить так, как она поступила — естественно. Да, она безалаберная, ветреная, влюбчивая, эгоистичная. Может, взросление скорректирует эти нелицеприятные черты характера. А на сегодняшний день её нужно воспринимать такой, как она есть. Или не воспринимать вовсе и не подпускать к себе. Но я не могу так поступить! Не могу бросить Леночку одну! Ведь здесь, в училище, кроме меня у неё никого нет!» — Диана выбралась из кровати подружки:
— Все, давай спать. Я устала, да и тебе нужно выспаться. Помянешь моё слово, завтра к первому уроку Мстя обязательно припрет в класс!
— Зачем? — сквозь сон пробормотала Леночка.
— Затем, — Диана натянула на голову одеяло.
* * *
Мстислава Звездинская любила выставить напоказ свою идеальную стройную фигуру. Продемонстрировать всем наглядно, как должна выглядеть та, что уйдя со сцены, не перестала тщательно следить за собой.
А потому, не каждый день, но довольно-таки часто, Мстислава, отправляясь на урок в класс, надевала балетную форму, как нельзя лучше подчеркивающую каждую мышцу и каждый изгиб тела.
На учениц начальных классов визит Мсти производил неизгладимое впечатление! Лицезреть старшего педагога в плотном лайкровом купальнике, почти таком же, как и на них, но намного лучшего качества, в тонкой шопенке, почти такой же, как и на них, но из натурального шелка, в гетрах до середины бедра, почти таких же, как и на них, но связанных вручную из шерсти викуньи, мягких и теплых даже по внешнему виду — для юных балерин не было счастья выше!
Но перед ученицами старших классов, для которых шик формы уже давно перестал существовать, сменившись функциональностью, щеголять в белоснежных совершенно новых пуантах и купальнике было неразумно. За годы, проведенные в стенах училища, повзрослевшие ученицы, более стройные и гибкие, чем Звездинская, могли заметить изъяны в фигуре, недопустимые для балетных.
Черно-белый костюм от Шанель, юбка-карандаш которого выгодно подчеркивала стройные бедра и тонкую талию, черные туфли на высоченном каблуке от Валентино Гаравани, дымчато-серые шелковые чулки со швом, заканчивающимся на пяточном мыске крохотным бантиком — для сегодняшнего визита на утренний урок в класс, где учились Диана и Леночка подходили как нельзя лучше.
Мстислава Борисовна Звездинская знала в каком виде перед кем нужно предстать!
Ученицы, уже успевшие разогреть и растянуть мышцы, увидев распахнувшуюся дверь, отошли на два шага от станка, и присели в книксене, склонив в приветствии головы с аккуратными балетными гульками ровно на три сантиметра.
Мстя пожалела о том, что сегодня не совместный урок. Но упускать возможность было нельзя! А потому, пройдя на середину класса, рявкнула:
— На весы!
Милочка прекрасно понимала, что прерывать урок подобным образом недопустимо, но спорить со Звездинской, выражение лица которой не сулило ничего хорошего, не стала.
— Нормально! Допустимо! Сойдет! — комментировала Мстя увиденные цифры. Милочка тотчас записывала сегодняшние показатели веса в журнал.
Мстислава выпучила глаза и приоткрыла рот, уставившись на табло весов, когда на них встала Леночка:
— Это что такое?! — заорала так, словно увидела, как минимум, центнер. — За три дня в больнице, в которую ты, якобы попала, разожраться на шестьсот грамм?! Свинья! Корова! Мамонтиха! — выплёвывала оскорбления в лицо девушке. — Даю тебе три дня! Если показатель веса не придут в норму — вылетишь из училища, как не соответствующая балетным нормам!
— Славочка, — попробовала утихомирить подругу Людмила, — её вес даже сейчас не превышает норму.
— Не смей мне указывать! — Мстислава, в отличие от Милочки, на шепот не перешла, а продолжала орать, как торговка на базаре. — Разбаловала этих шалашовок! Худшего класса не было за все годы моего преподавания!
