class="p1">Я качаю головой.
– Черт, – бормочу я невнятно. – Готов выйти.
Он кивает.
– Парень хочет знать, должен ли он уступить сегодня вечером или что тебе от него нужно?
– Я никогда не прихожу сюда самоутвердиться, Ди. Мне это не нужно. Скажи ему, чтобы работал усерднее. – Я смотрю на него. – Скажи ему, чтобы не останавливался.
Голова Данте замирает на секунду, но он кивает, снова ударяет меня по спине, затем поворачивается, крича в мегафон двоим парням в центре, чтобы они перестали валять дурака и начали работать как следует.
Не знаю, сколько длится их бой. Когда я выхожу в центр ринга, крики эхом отдаются у меня в ушах, а затем кулак летит мне в лицо.
Я отступаю, на моих губах появляется улыбка, и я выпрямляюсь.
Я вскидываю руки, дразня парня пальцами.
Ближе, сука.
Еще один удар по голове, но мне удается переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть. Я резко моргаю, и в поле зрения появляется ублюдок-горилла, поэтому я замахиваюсь и бью его по ребрам, но тут же получаю коленом в живот.
Я смеюсь, выплевывая изо рта то, что похоже на кровь, и снова вхожу, но внезапно я оказываюсь на спине, и на меня наваливается тяжесть.
Мое тело содрогается при каждом ударе, но я продолжаю ухмыляться.
Когда я смеюсь, голова чувака опускается на мою.
В ту же секунду его тело исчезает, а мое шлепается в грязь.
Я вырываюсь из рук и поднимаюсь на ноги, хватаясь за канаты, чтобы уйти.
Я продираюсь сквозь толпу, каждое тело служит рычагом, пока не оказываюсь на поляне, но, прежде чем я падаю на задницу, чье-то плечо ударяет меня в бок, принимая мой вес.
– Когда он приехал сюда?
– Я, блядь, слышу тебя.
Бишоп усмехается, запихивая меня в открытый зад моего внедорожника.
Внезапно сиденья складываются, и мое тело падает на них плашмя.
– Да пошел ты в любом случае, ты должен быть…
– Где должен быть? – он поворачивается. – Я был, но Кэптен там, Ройс. Уверен, с ней все будет в порядке, по крайней мере час.
Вот и снова мое гребаное сердце.
Я поднимаю голову. Это не больно, боли нет.
– Мне нужно пойти убедиться, что всем заплатят, – говорит Мак, потом слышится шорох его ног по земле.
Я открываю глаза и обнаруживаю перед собой то, что очень похоже на трехголового Баса, мать его, Бишопа.
– Я, черт возьми, едва могу справиться с одним из вас, придурок, – бормочу я, снова закрывая глаза.
Он усмехается, а затем бутылка с водой ударяет меня в плечо.
Я не тянусь к ней. Я приму это гребаное похмелье завтра с утра. Желаю этого.
– Она выглядит похудевшей, бледная. Я пытался отследить, когда она ест, чего почти никогда не бывает, когда она на виду, но, возможно, она ест за закрытыми дверями.
За закрытыми дверями с моим братом.
– Я не просил отчета.
– Нет, но он тебе нужен. Ты ведешь себя как девка, – говорит он.
Я встряхиваюсь, но виски во мне не позволяет этого, и мои мышцы отказывают.
Бишоп вздыхает, затем мои ноги отодвигаются, и хлопает дверь.
Через несколько минут машина трогается с места, а еще через пару мгновений алкоголь побеждает, и я проваливаюсь на дно.
Я остаюсь там, сокрушенный и в бреду, до конца весенних каникул.
К черту всех.
Рэйвен
– Где он, черт возьми? – Кэптен огрызается, когда Ройс выходит из внедорожника без Мэддока. – Я думал, он согласился поехать?
– Согласился. И он здесь. – Ройс бросает на меня бесстрастный взгляд.
– Где? – спрашивает Кэп.
Ройс пожимает плечами:
– В машине. Заснул по дороге сюда.
– Тут ехать две минуты, – говорю я.
– Верно. – Ройс начинает уходить. – Но не похоже, чтобы он вообще спал по ночам.
Кэп свирепо смотрит на него, качая головой:
– Совсем хреново, чувак.
Однако Ройс только пожимает плечами:
– Много чего совсем хреново.
Он движется вперед, не утруждая себя тем, чтобы подождать меня, чтобы мы могли войти в класс вместе, как обычно.
Виктория входит следом за ним, кивает через плечо, прежде чем тоже исчезнуть.
Кэп смотрит на меня, но я качаю головой.
– Иди, я в порядке.
Он мне не верит, но все равно уходит, оглянувшись еще раз, прежде чем завернуть за угол.
Я закрываю глаза и втыкаю в уши наушники, прижимаясь к дверному косяку. Я нажимаю на маленькую кнопку, не глядя, пропуская песню за песней, пока не звучит более подходящая, я включаю ее на полную громкость.
«Услышь меня сейчас» «Бэд Волвз» гремит у меня в ушах, и я впитываю каждое слово, жаль, что я не могу погрузиться в мир этой песни. Чтобы мир вокруг меня был проще.
Но это не так.
И не будет.
Пять недель. Прошло пять недель, но мне кажется, что пять лет.
Мое тело болит без всякой причины, в голове будто непрерывно ведутся боевые действия, и у меня ни на что нет сил.
Для меня неверно играть…
Мои мысли обрываются, когда знакомое тепло появляется ближе, заставляя меня крепче зажмуриться. Мое дыхание учащается, оно приходит и уходит рывками, частыми вздохами.
Костяшками пальцев он скользит вверх по моей челюсти, за ними тянется огненный след, одновременно обжигающий и успокаивающий. Когда он добирается до моего правого наушника, то выдергивает его.
Я прикусываю язык, мои руки упираются в стену, когда он подходит еще ближе. Теперь чувствую его всего вокруг себя.
Кончиками пальцев он касается моей ключицы, когда он сжимает провод, и я знаю, что он подносит его к своему уху, чтобы послушать.
Когда песня подходит к концу, он говорит:
– Нет, детка, – его слова веером летят по моему лицу, – я тебя не слышу… больше не слышу.
Я опускаю голову, и он вытаскивает другой наушник из моего уха, дергая за шнурок, пока весь айпод не выскальзывает у меня из кармана.
– Я не могу этого сделать, – хрипит он, звук настолько прерывистый, что у меня перехватывает горло. – Я не хочу этого делать.
Мое тело холодеет, когда он исчезает.
Я соскальзываю, не утруждая себя попытками смягчить удар, и моя задница падает на пол.
Я остаюсь там до тех пор, пока Ройс наконец не теряет самообладание, не высовывает голову и не поднимает меня с пола.
Он ничего не говорит, но его объятий более чем достаточно.
Вытаскивая очки из-за воротника, он надевает их мне на глаза, и мы, шаркая, входим в класс.
Мой план состоит в том, чтобы ни с кем
