прежними и вы готовы укрепить их рождением наследника в ближайшее время. Лучше займись этим вопросом, Захаров, а в мою семью не лезь! После усыновления мной племянника, Яна станет моей женой. Надеюсь, ты получил исчерпывающую информацию, чтобы забыть сюда дорогу. Если же нет, попрошу ребят объяснить доходчиво.
— Не нарывайся, Исаев! — теряя терпение, резко осекаю его тираду. — Яна сама решит, что ей нужно и как поступить со своей жизнью. Если будет необходимо подставиться под пули твоих амбалов — я это сделаю, не задумываясь. Простит ли Яна тебе эту выходку? Сомневаюсь.
— Доброй ночи, Захаров, — даёт понять, что разговор закончен.
— Взаимно, — отвечаю, переводя взгляд на верхнее окно, в котором неожиданно гаснет свет. Чувствую кожей её взгляд. Сажусь в тачку и бью по газам. Сейчас мне необходимо выпустить пар, пока он не рванул наружу и не коснулся взрывной волной окружающих.
Глава 20
Завещание
Спустя ночь. День похорон
Яна
Когда стоишь перед выбором, просто подбрось монетку. Это не даст верного ответа, но в момент когда монетка в воздухе, ты уже знаешь на что надеешься.
Питер FM
«… — Зачем ты их кремировал?!! Зачем?!! Я хотела попрощаться с ней! Ты не дал мне этой возможности! Не дал! Чертов тиран!»
Кажется, прошла целая вечность с тех пор, когда мои руки колотили грудь Руслана с такой силой, что можно было свободно наградить гематомами тело мужчины, но он стойко переносил мою истерику, очередную в этот тяжёлый для всех нас день… День прощания с родными, которые больше не вернутся…
Прошло несколько долгих минут до того, как Рус сгрёб меня в охапку и прижал к себе так сильно, что я услышала хруст своих костей и едва не потеряла сознание из-за нехватки кислорода…
«… — Хватит, Яна! — рявкнул над ухом, оглушая. — Андрея с Викой больше нет. Нужно принять реальность. Сегодня же развеем их прах над рекой — такова воля моего брата…»
Голову разрывают обрывки воспоминаний за последние полдня. Они, как слайды, проносятся в памяти: некоторые немые, мелькают в глазах черно-белыми картинками, другие впиваются в сознание чужими голосами, пульсируя в висках болью, не позволяют вынырнуть из полузабытья. Я только успеваю выхватывать их по очереди из потока и вслушиваться в слова, разбирая их смысл…
«…Упокой, Господи, душу раба Твоего новопреставленного, и прости ему вся прегрешения его вольная и невольная и даруй ему Царствие Небесное…»
«…Соболезнуем… Примите наши соболезнования… Держись, девочка. Ты должна быть сильной…»
«… — Мама! Мамочка! Что с тобой? Помогите ей! Доктора! Мама…»
В те моменты я была не своя. Похороны помню смутно. Даже появление отца Тима меня не удивило. Ошеломило другое: люди Руслана отошли от него за считанные секунды по приказу самого же хозяина, как только Исаев открыл какую-то врученную Евгением папку с документацией. Гонщик принёс свои соболезнования и встал рядом со мной и ещё с какими-то незнакомыми мне людьми.
«… — Когда я тебе понадоблюсь, позвони мне. Номер у тебя есть. Если нужно, я всегда готов поддержать тебя, Яна…»
Сказать ему, что визитку разодрала на мелкие кусочки, я не решилась. Пусть думает, что хочет. На этот счёт у меня есть своё мнение. Предсмертные слова Вики для меня ничего не значат. Она любила этого мужчину, сходила по нему с ума, могла простить Жене что угодно, но я трезво смотрю на вещи. Он не позаботился о защите, провёл с ней ночь в своё удовольствие и смылся.
После прочитанного дневника, проживая её боль страницу за страницей, я стала ненавидеть гонщика и презирать. И нет! Это не мой эгоизм. Считаю, что мачеха не сможет любить нашего Тимочку также как я. Малыш заслуживает любви и ласки, счастья, которое я дам ему, даже если для этого мне понадобится расшибить лоб и содрать руки до крови!
Как закончился поминальный обед, я толком и не помню. После того, как маму увезли с кладбища на скорой, я отключилась от внешнего мира, погрузилась внутрь своего кокона и ждала новостей…
«… — Что с ней? Она бредит? Вы осмотрели её?
— Я вколол ей успокоительное. Руслан Георгиевич, Яна перенесла шок. Отправка матери в больницу была последним катализатором. К ночи опомнится…
— Сможете привести её в норму? Через два часа приедет адвокат Андрея огласить завещание.
— Конечно, господин Исаев, я постараюсь сделать всё от меня зависящее.
— Да уж постарайтесь, будьте добры…»
Спустя пару часов
Просыпаюсь от влажного поцелуя в нос. Знакомый детский запах окутывает сознание, оживляя улыбку на моих губах. Тим…
— Ян, а де мама с папкой? Я скуцяю, — нависает надо мной груснячее личико племянника, выпрашивая ответ, который я пока ещё не в силах ему дать. Всё жду подходящего момента, а он не наступает, и, кажется, вряд ли наступит.
Душа болит за ребёнка, а сказать правду язык не поворачивается, нутро скручивает до тошноты. От такой правды я сама схожу с ума.
— Они в поездке, родной. Уехали очень далеко… — шепчу ему в висок, прижимая к себе мальчишку. Отвожу взгляд к окну и позволяю скатиться слезам. Как же невыносимо больно ему врать.
На улице снова кружит снег. Погода сегодня злится, оплакивая вместе с нами родных. И небо хмурое-хмурое, словно перед бурей, затянулось свинцовыми беспросветными тучами. Скорбит…
— Я хоцю к маме, — едва не хнычет Тимоха, раздирая сердце на части дрожащим голоском. Вырывается из объятий и ловит мой растерянный взгляд грустными глазёнками. — Ян? А када они плиедут?
— Нескоро, любимый… — делаю вынужденную паузу, пересиливая очередной эмоциональный всплеск, — но тётя Яна всегда будет рядом с тобой. Чтобы не случилось, я буду любить тебя сильно-сильно! Погуляешь с Наташей немного, я скоро к вам присоединюсь.
— Матаса готовит, — недовольно ворчит и поджимает губы, — а я к няне не хоцю.
— Дай мне полчасика, затем погуляем с тобой во дворе, — зачесываю пятернёй челку ребёнка назад, открывая нахмуренный лоб, но непослушные пряди возвращаются обратно. Машинально усмехаюсь, по большей части из-за того, чтобы не демонстрировать своё
