и разрушение любому конкуренту, с которым сталкивается, сокрушая все их мечты и стремления силой торнадо.
Он заставит вас пожалеть о каждом деловом предприятии, которым вы когда — либо занимались. Заставит пожалеть, что ты вообще родился. А я — его вундеркинд.
По крайней мере, он так считал.
Как его преемник в издательстве Фоксхолл, я должен был подчиняться. Исполнять его обязанности. Делать за него грязную работу. Я терпел это так долго, как только мог.
Пока он не заставил меня уволить Кэт.
Это было унизительно, даже для меня.
Я позвонил в офис её босса — этого грёбанного Грегори Сирса. Он включил громкую связь, вышел из комнаты и оставил всё мне. Я уволил её по громкой связи, ради бога. Насколько это дерьмово?
Я изобразил подобающий деловой тон, выполнил задачу и ушёл, как только закончил звонок. Никогда ещё не чувствовал такое чертовски огромное облегчение, выходя из офиса. Я разрезал свою корпоративную кредитку Амекс, прежде чем бросить свой бейдж ничего не подозревающей секретарше. А потом свалил.
Бьюсь об заклад, этого Виктор не предвидел.
Первыми, кому я рассказал об этом, вернувшись домой, были Крис и Грифф. Они были взволнованы тем, что я сделал, но ещё большее волнение вызывала Кэт. Их интересовал только результат, а не путь, которым они добивались своего.
Они изучали Кэт в течение нескольких месяцев в «Путешествии жизни», готовясь к большому вложению в наш стартап «Подъём!». Наш новый журнал о путешествиях, наше единственное общее творение.
Как бизнесмен и партнёр — основатель, я с не меньшей горячностью разделял их энтузиазм. Тем не менее, как человек с толикой честности и предполагаемой репутацией, всё это испытание с Кэт вызвало у меня отвращение.
Я почти ничего не исследовал. Почти ничего не знал о Кэт.
Оглядываясь сейчас, я понимаю, что поступил правильно. Был только один способ уйти из «Путешествия жизни»… Вниз. Фоксхолл был неоспоримой вершиной издательской индустрии, обладающий достаточной звёздной мощью и уважением, чтобы соперничать с Рэндом Хаус. Грозный гигант в мире печати.
Увольнение из Фоксхолла было равносильно внезапному и, безусловно, смертельно опасному прыжку. Никаких шансов на восстановление, мало на выживание. И «Путешествие жизни» было одной из «звёзд» Фоксхолла.
Да, конечно. Не более, чем шутка.
Путешествие жизни. «Потому что путешествия — это не хобби. Это призвание».
Конечно, это так. Если можно назвать солнечные ванны в Палм — Спрингс и горячие источники в горах Колорадо «призванием». Всё, о чем заботились в «Путешествии жизни» — это удовлетворение потребностей (и жадности) богатых отдыхающих, которые не поняли бы концепцию истинного путешествия, даже если бы она пнула их под зад.
Подпитываемая денежными потоками от шикарных ресторанов и отелей, главной заботой «Путешествия Жизни» была реклама туристических мест, которые ничего не говорили об истинной культуре местности.
Поэтому, когда статья об оазисе попала ко мне на стол, я проглотил её с огромным удовольствием. В ней говорилось о замкнутом потерянном месте на земле, запрятанном среди Дымчатых гор, отличающемся красивейшим природным ландшафтом.
Это был горный кусочек рая: захватывающий дух, способный дать вам самое лучшее из юго — восточной дикой природы, зелени и прогулок на свежем воздухе.
Я позволил Крису и Гриффу найти Кэт и переманить её на нашу сторону благодаря этой прекрасно написанной статье, которая стала её падением.
И вот почему я здесь: довести историю до конца. Найти оазис. Он станет стартом для настоящего журнала о путешествиях: нашего журнала.
Голос по внутренней связи прерывает мои размышления, заставляя подпрыгнуть. Я забыл свою кредитку в очереди за билетами. Когда иду за ней, притворно улыбаюсь тому же служителю. Выхожу из автовокзала и насмехаюсь над именем на карточке.
Не Брендон. Не Брент. Какой — то ублюдочный гибрид.
Я часто думал о том, чтобы сменить имя. Оставить позади. Да. Новое имя, новый я. Я стану тем, кем должен был стать. Возможно, когда — нибудь. К чёрту Брендона Фокса.
***
ОДИННАДЦАТЬ ДНЕЙ НАЗАД, В ДРУГОЙ ЧАСТИ ГОРОДА
КЭТ
Захлопываю дверь своей квартиры и сбрасываю туфли на высоких каблуках. Мои чулки рвутся, но я всё равно продолжаю идти.
Запихиваю коробку с вещами для спальни на заднее сиденье своей машины, игнорируя всё то, что начинает высыпаться.
Мои волосы аккуратно убраны.
Юбка выглажена.
Сажусь за руль, словно ничего не случилось.
Если кто — нибудь из прохожих меня заметил, они видели женщину, едущую на работу. Если бы они осмелились взглянуть поближе, то увидели бы бардак.
Сегодня я оделась так, будто у меня всё ещё была работа, но в фойе осознала, что это не так.
Я готовлюсь отправиться в дом моей сестры Елены, чтобы оставить свои вещи. Выезжаю на шоссе ещё до того, как осознаю это. Потому что снова переживаю вчерашний день, как будто всё происходит прямо сейчас, испытываю те же эмоции.
Гул голосов следует за каждым моим шагом к кабинету Грега; шепотки различаются из каждого закутка офиса. Все знают, как и я, что произойдёт, и я стараюсь держать голову высоко, проходя мимо столов.
Чувствую затхлый запах прогорклого кофе из комнаты отдыха. Вспоминаю голос Грега, словно он звучит у меня в голове.
Вхожу в его кабинет на звук голосов. Его… и ещё кого — то. Второй голос бестелесный, спокойно доносящийся до моих ушей из маленького чёрного динамика.
Разговор между мной и Грегом короток, на приятных тонах. Когда Грег уходит, я испытываю облегчение от того, что выжила. Но голос в динамике кажется взволнованным быстрым уходом Грегори.
Он замолкает, и я жду, что он отключится, но затем внезапно он начинает говорить снова.
Со мной.
Я совершенно ошарашена, когда он называет себя. Его голос глубокий, почти сексуальный, и я застигнута врасплох скрытым обаянием этого человека.
Этот тон спокойный и странным образом убеждающий, успокаивающий. Это всё равно что слушать приятную колыбельную, а я — ребенок, которого стараются усыпить.
Похвалы быстрые и неожиданные, голос вежливый, странно соблазнительный. Отвлекающий от топора, что точится на другом конце трубки, и когда этот топор падает, его разрез быстр и глубок.
После этого я, спотыкаясь, выхожу из кабинета, как жертва войны, и мои душевные раны кровоточат с каждым шагом. Спустя день раны уже гноятся. Я вздрагиваю от боли каждый раз, когда вспоминаю это имя.
Как наивно с моей стороны было думать, что Грегу можно доверять: влюбиться в него и его зубастую улыбку. Я привыкла верить в ту чушь, которой он меня кормил, и делала это с широко открытыми глазами.
И этот
