Адаму нужно быть в состоянии спокойствия и без каких-либо нагрузок.
Мы толком не говорили с ним, только вопросы, что успевала я задавать это: «Голоден?», «Как самочувствие?» и не потому, что он не хочет говорить со мной, нет. Потому что рядом с ним с момента выписки находится Амила.
Понимаю, она заботится, но никакого личного пространства не дает своему сыну. Даже подумывала остаться на ночь как-то, но поняла, что мест нет.
Пыталась пару раз задеть меня парочкой фраз или говорить, что ее сыну не удобно спать на диване (и не важно, что он раскладной), оскорбить мои навыки готовки. Хотя я знаю, что готовлю хорошо.
Адам замечал это, просил ее перестать так вести себя, когда я была не в их поле зрения. Но Амила просто делала жалостливый вид и шептала, что заботится о сыне.
И в этот раз я снова попадаюсь на их разговор. Уверенная, что Чарльз уже заснул, спускаюсь по лестнице и останавливаюсь на одной из них, когда слышу голоса.
— Перестань так обращаться с Мишель, мама.
Адам сидит на диване, а Амила и Шон стоят спиной ко мне, и я даже не хочу видеть реакцию Амилы на его слова.
— Да что я говорю такого? Хочу помочь ей, но, видите ли, ей моя помощь не нужна, — жестикулирует женщина.
— Какая помощь, мама? Ты же только и делаешь, что оскорбляешь.
Даже после того, как Адам оказался в больнице из-за меня и должен меня ненавидеть, бросить из-за моих выходок и слов, что я наговорила, он защищает меня. И как вообще возможно отпустить такого человека? Человека, который всегда за тебя, даже если сердце болит по твоей причине?
— Адам, прости, если так все кажется, я действительно стараюсь, но она ведь не Санни. — Я готова ко всем унижениям от нее, но чтобы меня сравнивать с бывшей женой Адама?!
Перед тем, как присоединиться к ним, я слышу:
— А с чего ты решила, что Мишель должна быть похожа на нее? — возмущается Адам, и я решительно присоединяюсь к беседе, подавая голос:
— Не нужно меня сравнивать с ней!
Все оборачиваются на голос. Я вижу улыбку Шона, недоброжелательный взгляд Амилы и глаза Адама, которые говорят, что ему неловко за эту сцену.
— Я знаю, что вам не нравлюсь, Амила. Знаю, что не стану матерью для Чарльза. Уверена, Санни была лучше меня и их любовь с Адамом тоже была прекрасной. Но ваш сын выбрал меня и никогда за наше с ним знакомство не сравнивал меня со своей бывшей женой. Я и не собиралась быть похожей на Санни, лишь для того, чтобы заполучить любовь вашего сына. Я уважаю Санни как девушку, мать, жену и просто человека, но впредь никогда не сравнивайте меня с ней. Это подло и глупо! — заканчиваю я, довольная собой. Давно таких эмоций не ощущала.
Шон неожиданно обнимает меня, на ухо нашептывая «молодец! Хоть кто-то ее заткнул». Амила прощается с Адамом, хватает под руку Шона и уходит, так и ничего не сказав.
— Боже, прости за это. Мама не знает меры, — слышу голос Адама, на секунду забыв, что он здесь.
Я обхожу диван и сажусь на стеклянный столик перед ним.
Щетина на его лице стала чуть темнее, на лбу маленький, почти незаметный шрам. Он чуть похудел, но уже приходит в форму.
Наконец за эти три недели мы остались одни, и я столько всего хочу ему сказать.
— Ты прости меня за машину, — начинает он.
— Ты сейчас издеваешься? Какая машина, Адам, когда речь шла о том, что я могу потерять тебя? — отвечаю спокойно, но чувствую дрожь в голосе.
Я хочу продолжить, но мы оба слышим маленькие шаги по лестнице: Чарльз в пижаме спускается к нам.
— Ты почему не спишь? — спрашивает Адам, и это действительно хороший вопрос, ведь я только и ждала этого разговора.
Ребенок присоединяется к нам, а я прогоняю дурные мысли. Чарльз очень скучал по отцу, конечно, он тоже хочет проводить с ним время.
— Тебе уже лучше? — спрашивает его сын, на что Адам улыбается.
— Да, конечно. — Он целует его в макушку и взъерошивает волосы.
— Тебе нужно засыпать раньше, Чарльз. Уже совсем скоро начнешь идти в новую школу.
Ребенок кивает, стараясь не докучать отцу и бросает взгляд на меня, неожиданно спрашивая:
— Мишель, а ты точно на меня не обижаешься? — Кожа покрывается мурашками от одного вопроса. Меньше всего хотела, чтобы Адам узнал об этой мелочи.
Хочу быстро ответить, но Адам уже встревает:
— Обижаться за что? — Он переводит взгляд с сына на меня.
— Ничего серьезного, поверь. Конечно, не обижаюсь. Я же говорила, — слишком быстро отвечаю я и обнимаю ребенка.
— Нет, постой. Он что-то тебе сказал? — не унимается Адам, серьезно всматриваясь в сына.
Я беру Чарльза за руку и притягиваю к себе на стол.
— Адам, все хорошо.
— Я сказал, что ты попал в больницу из-за нее, — признается Чарльз, а я громко вздыхаю.
Я же тебя спасала, а ты!
— Ты что? Боже, Чарльз. Извинись перед ней, — требует Адам, поднимая за подбородок сына.
— Он уже извинился, — уверяю я.
— Меня рядом не было, — бросает Адам, и я закатываю глаза.
Чарльз просит прощения самым милым и невинным взглядом и обнимает меня. Я снова повторяю ему, что все хорошо, и, напоследок обняв Адама, он возвращается в комнату.
— Это было не обязательно. Мы и так знаем, что это правда, — продолжаю я наш прерванный разговор.
— Это не так. Я ехал на слишком большой скорости.
— Прекрати. Если бы не мои слова, ты бы и вовсе никуда не поехал.
На мгновение мы замолкаем, хватаясь за руки. Адам даже под дулом пистолета ни в чем меня не обвинит, не будет ругаться со мной, даже если мы оба знаем, что я не права. Но иногда лучше бы он кричал на меня.
— Знаю, что извинения — это пустые слова, но мне так жаль из-за своего поведения и поступков. Адам, я влюбилась в тебя, потому что твоя разбитость соответствовала моей разбитости. Но сможешь ли ты мне дать шанс?
Большой палец Адама гладит кожу моей руки. Я смотрю на него, и это молчание убивает изнутри, пока он не отвечает:
— Я люблю тебя. Даже если у меня нет настроения, если мы в ссоре, если за окном разные города — я люблю тебя.
Я сдаюсь и даю волю чувствам. Если раньше я плакала из-за страха и тревожности, то сейчас из-за слов, произнесенных Адамом.
— Я люблю тебя любой. Но еще больше хочу, чтобы ты не боялась жить и думать, что чего-то не заслуживаешь. Я скучаю по твоей беспечности и уверенности в собственном будущем, скучаю по твоим мечтам и амбициям, по твоим улыбкам. Скучаю по тому, как сильно ты любила играть на скрипке, не думая о том, что в тебе недостаточно таланта.
Я смотрю в пол, на наши руки попадают мои слезы, как капли дождя. Адам просит посмотреть на него, что я и делаю.
— Обещаю, что больше не будет никаких страданий. Я буду работать над собой, — шепчу, соглашаясь мысленно со словами.
— А я обещаю, что буду рядом.
Ничего не ответив, я просто обнимаю его. Что-то происходит, когда я это делаю. Адам не дает моему сердцу мучиться. И впервые за долгое время я действительно чувствую, что все измениться. Что все будет хорошо.
После долгожданного разговора мы выключаем свет, ложимся на диван, оставляя телевизор включенным, но мы его не смотрим.
— Ты как-то ходила к могиле Санни? — неожиданно спрашивает Адам, закрывая мое плечо одеялом.
— Да. А что?
— Ничего. Просто знай, что ты ей очень нравишься.
Я чуть щурю глаза, пряча руку под подушку.
— Это как-то связано с тем, что ее имя ты произнес первым, когда очнулся?
— Возможно. — Он убирает упавшую мне на лицо прядь волос и продолжает: — Честно говоря, я не особо помню этот момент, но точно знаю, что видел ее. Она сказала мне быть счастливым, и я думаю, что давно уже пора быть таким. Как думаешь?
— Я согласна.
Пару минут мы молчим, стараясь изучить лица друг друга.
— Адам, ты ведь знаешь, что именно таких парней любят девочки, читая любовные книги? — заявляю я.
— Каких? Те, кто был наркоманом? — отшучивается он.
— Те, кто вселяет надежду, — шепчу я и нахожу его руку в темноте, продолжая: — В том-то и дело, что ты им был. А я была какое-то время потеряна. Давай оставим прошлое в прошлом и начнем создавать свое будущее? — На секунду я сама не верю своим словам, ведь все это время я будто стояла на одном месте, а прошлое дышало мне в затылок, передавая привет.
