и притягивает к земле невидимой тяжестью. С трудом шевелю ногами, да и губами тоже… Будто примерзаю к полу.
– Лев, я пойду к себе, ты не против? Это ваше дело, не хочу быть свидетельницей разговоров, не предназначенных для меня, – выдавливаю чуть слышно.
– Ты никуда не пойдешь, Тери. Родная, послушай, – он подходит ближе и протягивает руку. Помогает мне спуститься с лестницы и вскидывает ладони, удерживая меня за плечи. – Я люблю тебя, Тери. Мне никто не нужен, кроме тебя, слышишь? Я буду заботиться о ребенке, если он есть, но никто и никогда не заставит меня жениться. Пожалуйста, помоги мне… Не уходи.
Его мольба совсем не тихая. Все в нем безмолвно кричит – пристальный взгляд, касания, сбившееся дыхание, горящая кожа, мышцы, скованные напряжением… Я чувствую его отчаяние и едва совладаю со своим. Не представляю, что делать? Устроить скандал, выгнать Тину?
– Левушка, что ты за цирк устроил? – не выдерживает его маман. – Эта женщина совсем тебе не подходит. Не спорю – хозяйка она хорошая, няня сносная, но в качестве спутницы жизни тебе нужна другая – умная, красивая, расчётливая. Хищница, одним словом.
– Я сам решу, кто мне нужен. Мама, Тина не любит меня. Не любит Дарину и никогда не полюбит. Тебя устраивает такая невестка? Когда ты будешь счастливой, мама? Что еще я должен сделать, чтобы вам угодить? Тебе и папе… Я всю жизнь жил по его указке. Дружил, с кем он хотел. Читал книги, что он мне приносил. Он всегда принимал решение за меня – куда идти учиться, каким спортом заниматься. Для чего вы меня родили, скажи? Ответь на этот вопрос?
Его прорывает, наконец… Господи, вот что в нем так долго сидело – детские травмы, неуверенность, застарелая обида.
– Лева, что ты такое говоришь? – каркает Елизавета Тимофеевна. – Как это для чего?
– Вам нельзя было рожать, мам. Это преступление, что вы меня родили. Вы же… Вы не можете любить – только воспитывать. А воспитывать детей не нужно, представляешь? Не нужно, – пылко произносит он. – Их надо любить. Поддерживать, направлять, любить, любить, любить… А я никогда не чувствовал себя нужным. Никогда, мам… Я ощущал себя куклой. Марионеткой, которую крутят в разные стороны. Объектом воспитания и вашей гордости. Вы никогда не видели во мне личность со всеми моими тараканами. Вы предпочитали не замечать их.
– Левушка, родной мой…
По лицу Елизаветы Тимофеевны струятся слезы. Я и свои с трудом удерживаю, они против воли льются из глаз и щиплют щеки. Сколько же в нем боли… И сколько смелости… Наверное, я никогда не смогла бы все это сказать своим.
Тина уныло вздыхает и прячет бумаги в сумку. Она не ожидала, что беседа свернет в другое русло. И мама Льва не ожидала, что мы станем невольными свидетельницами столь щепетильного разговора. Зря Лев не пустил меня в домик. Очень зря…
– Лев, прошу, отпусти меня в домик. Твоя мама не заслуживает публичных обвинений, – возвращаю его в реальность. – Я не собираюсь никуда уходить, но этот разговор не касается меня.
Лев вздыхает и, метнув на мать виноватый взгляд, отвечает:
– Не уходи, Тери, ладно? Я скоро приду за вами. А этот ребенок, он…
– Левушка, пусть она уйдет, – всхлипывает его мама.
Странно, что перед Тиной ей не стыдно. Ей вообще не стыдно, догадываюсь я. Все это умело разыгранный спектакль. Такая женщина не привыкла менять своих решений.
Лев обреченно кивает и помогает мне одеть дочь. Дарина выглядит притихшей и сбитой с толку. Молчит, пока мы бредем по заснеженной дорожке к домику. И лишь, когда мы ступаем в прихожую, осторожно произносит:
– Папуя клисял. Осень сийно.
– Папуля очень сильно расстроился, Дарина. И он не кричал, он говорил громко и эмоционально. Он злился, да…
Еще и ребенка напугал, ну и Самойлов… Не понимаю, что мне со всем этим делать?
Сажаю Дарину за стол, вынимаю из тумбочки ее раскраски и ставлю на плиту кастрюлю. Отвлекаюсь на привычное дело – готовку и уборку. Хорошая няня, домработница… Ну, ну… Еще и любовница, как выяснилось, неплохая.
Сейчас я не хочу ни с кем говорить. Мечтаю закрыться в комнате и плакать, зарывшись носом в подушку. Переживать в одиночку свое горе… У них будет ребенок, подумать только. А Тина не из таких, кто быстро сдается. Она сделает все, чтобы принудить Льва к женитьбе.
Из колодца тягостных мыслей меня врывает звонок Адама. Не хочу отвечать, но пересиливаю себя.
– Привет, Адам.
– Привет, Тери. Есть новости. Нам срочно нужно ехать к твоему отцу, я кое-что узнал о той аварии, в которую ты попала в детстве.
Этери.
– Ох, не знаю, Адам… Я сейчас в таком состоянии… Мне выть охота, а не куда-то ехать.
Бросаю взгляд на дочку и тотчас жалею о сказанном. В самом-то деле, у меня все хорошо – есть здоровье, молодость, работа, дочка… Правда она не моя, и теперь неизвестно, разрешит ли новая жена Льва общаться с крохой.
– Так надо тем более ехать и отвлекаться на дело. Что Самойлов устроил? Неужели, мои вчерашние выкрутасы не сработали?
– Сработали, – глупо улыбаюсь я. – У меня была самая потрясающая ночь в мире. Спасибо тебе, Адам.
– Сказал, что любит? – тихонько спрашивает Аверин.
– Да. Я была очень счастлива, Адам. Но наступило утро и пришли две грымзы – Тина и его мама. Тина принесла справки о беременности. Утверждает, что ребенок Льва. Я не знаю, что делать? Может, меня в роддоме прокляли? Или заколдовали?
– Спокойно, Тери. Лев видный мужик. Неужели, ты думала, что Тина сдастся без боя? Конечно, нет. Но, даже если это правда… Лев не обязан жениться.
– Не могу я так, Адам. Не по-людски это все. Жить, зная, что где-то в одиноком доме какая-то женщина вынашивает малыша? Спит в холодной постели и плачет от одиночества? Я… Я просто уйду. Испарюсь из его жизни, словно меня и не было. Есть вещи, которые я не могу переступить.
– Тогда тебе придется выйти за меня, Тери, – непринужденно бросает Адам. – У меня совершенно точно нет детей и беременных любовниц.
– Лев тоже был уверен, что его обойдет эта участь. Сказал, что предохранялся…
– Значит, она врет. Или беременна от другого. Слушай, а ведь это мысль. Хочешь, я попрошу ребят последить за ней? Ее можно вывести на чистую воду. У моего агентства есть официальный доступ к данным сотовых операторов. Она могла кому-то звонить, переписываться. Обсуждать с подругами свое состояние. Все это
