за полгода?
— Чем раньше это всё закончится, тем проще будет вернуться к прежней жизни… — шепнула самой себе, отпив из чашки горячего кофе.
Моментами мне даже становилось стыдно. Казалось, что я совершенно ничего не делаю, по сравнению с Мажарским. Он каким-то немыслимым образом во всё умудрялся совать свой нос: в готовку, уборку, заботу о Вике, мою работу и даже наш сон.
«Как я без него буду?» — когда эта мысль впервые пришла мне в голову, я до жути испугалась.
Представила нашу старенькую квартиру, скандалы матери, визиты её собутыльников и хахаля, новые бесконечные траты, пропажу из дома вещей… и вроде бы успокоилась. Вряд ли кому-то захочется жить в таких условиях, не говоря уже о том, чтобы воспитывать в них своего ребёнка. Но была мысль о съёмном жилье. Теперь я могла себе это позволить. Но, даже при таком исходе, в голове билась тревожная мысль, что без Паши весь мой успех и доход просто исчезнут. У меня не будет много времени на работу. Мне придётся снова делать всё самой. Наверное, я просто боялась. Всего боялась.
Казалось, невозможно оставлять всё так, как есть. Я стала слишком зависима от отца своей дочери, и эта зависимость меня пугала. Что-то менять было тоже страшно. Там неизвестность, новые проблемы и препятствия. Да и я ни разу не разговаривала об этом с Пашей. Его реакция на мои слова, вздумай я ему рассказать всё как есть, тоже пугала.
Внезапно слух уловил какой-то тихий стук.
Я подхватила чашку с остатками кофе и двинулась в коридор. Вполне возможно, что стучали в дверь. Вика заимела интересную привычку, засыпать везде, где вздумается. Мы уже вырубались на стульчике, и в ходунках, и ползая по ковру, а Пашины любимые доставки всего, чего только можно, частенько будили её дверным звонком, после чего ор и недовольства дочери приходилось прогонять по полчаса. В общем, Мажор отключил звонок.
Приблизившись к дверям, я заглянула в глазок и обомлела.
— Ма… мама?
За секунду у меня вся жизнь пронеслась перед глазами.
Я особо не думала, да и поверни время вспять, никогда бы не смогла подумать о том, что произойдёт нечто подобное. Открыла дверь родной матери, всматриваясь в осунувшееся лицо, и принюхалась.
Неужели трезвая?
— Мам? Ты… как здесь?
Сердце так сильно сжалось, что перед глазами потемнело.
— Поехали домой, Саш. — будто не своим, чужим голосом проговорила она.
Я хотела пригласить её в дом. Не знаю, для чего именно. Наверное, хотела показать, что у её внучки теперь есть очень заботливый и щедрый отец, который засыпал её подарками и окружал вниманием, хотела, чтобы она просто взглянула на внучку… здоровенькую и окрепшую…
— Да-да, манатки собирай и убирайся! — прогремел откуда-то сбоку мужской голос.
Я не успела ничего сделать, не успела даже закричать, как меня нагло втолкнули в квартиру, а после вообще оттолкнули с прохода, впечатав в стену.
Чашка выпала из рук. Кофе разлился по светлому паркету, окропив коричневыми брызгами осколки и мои носки с Дедом Морозом.
— Всё, лафа закончилась. Где мой сын?
«Чудовище!» — зудело в ушибленной голове.
— Что здесь происходит?! — гаркнул хозяин квартиры, в которой я сама плохо понимала, что происходило. — Немедленно убрался отсюда!
Мажор как-то подозрительно быстро оказался рядом со мной. Коснулся пальцами моего подбородка, вынудив заглянуть в его злющие, покрасневшие глаза, и оскалился.
— Ну уж нет. Ты меня выслушаешь. И мать этой аферистки выслушаешь. — нагло ухмылялся старший Мажарский. — Думал, сможешь дома отсиживаться, пока бабки не кончатся, а я всё схаваю?
— Ты в порядке? — я слышала дрожь в голосе Паши, но не способна была ничего сказать. Совсем. Кивнула только, пытаясь вернуть себе хоть толику самообладания и контроля над собственным телом и разумом. — Ступай к дочери. Ничего не бойся. — шепнул, ласково проведя ладонью по моей щеке.
А я… а я пошла. Слова о дочери как-то взбодрили, привели в чувства. Бросилась в нашу с ней спальню, мало что видя перед собой из-за выступивших на глазах слёз, но надолго меня не хватило.
Вика спала. Слава богу, её сон не был потревожен и это чудовище до неё не добралось.
Я какое-то время постояла у её манежа, глотая бесшумны слёзы, а потом, собрав всю волю в кулак, растёрла лицо ладонями и бесшумно вышла.
— Тебе ещё раз врезать? — донёсся до меня голос Паши. — Сказал, выметайтесь из моего дома.
— Ты не слышал, что тебе её мать сказала? Эта дрянь всегда завидовала своей сестре. Испортила ей модельную карьеру, постоянно подставляла, издевалась, тебя к рукам прибрать собиралась! И как видишь, ей это удалось! Поздравляю, сын! Ты последний идиот! Я не удивлюсь, что эта Саша и довела Марию до самоубийства! Столько лет травить родную сестру…
— Теперь для тебя Маша стала хорошей? Раньше ты был другого мнения. И не надо мне впаривать дичь. Я прекрасно видел, как эта женщина относится к своим дочерям! Ты говоришь о моей жене! О матери того ребёнка, которого ты… — будто почувствовав моё присутствие, Мажор испуганно обернулся и, звметив меня, рвано выдохнул: — Саша...
Глава 32
Мажарский Павел
Язык мой — враг мой.
— Что это значит? Разве результат не должен быть 0% или 99,99%? — в горле пересохло. — И что это за мутация такая?
Леонид Евгеньевич плеснул в стакан воды из графина, стоящего на его рабочем столе, и хмуро скомандовал:
— Пейте!
— Это что вроде: «вы лучше присядьте»? — ухмыльнулся, но к стакану с водой потянулся.
Сделал несколько жадных глотков и требовательно уставился на хозяина кабинета.
— Видите ли, не проведи мы полный анализ на родство, а только на отцовство, вы вполне могли бы попасть в довольно неприятную ситуацию. — поправив очки на крупноватом носу, заведующий выдохнул: — Полагаю, отец ребёнка ваш ближайший родственник. Брат, скажем.
— У меня нет братьев… — глухо проговорил я. Снова отхлебнул воды, посмотрел на задумчивого мужчину и поспешил унять его озабоченность. — Зато у меня есть прекрасный отец.
Пока перед моими глазами проносился короткий разговор с заведующим клиникой, в лаборатории которой я получил более чем неоспоримые доказательства лжи своих близких, Сашка несмело двинулась к нам.
— Это всё неправда.
